Прямо сейчас

– Тут главное – не перепутать, что куда, – заметил он с той особенной улыбкой, с помощью которой опытный виночерпий предоставляет клиентам право выбора – считать или не считать сказанное им шуткой. Взявши солонку в одну руку, а перечницу в другую, бармен начал осторожно вытряхивать их содержимое в ее ладони. – Сюда соль, а сюда перец, правильно?

– Пока правильно, – тоном лаборантки, увлеченной химическим опытом, ответила Матильда, – Так, затем – давайте, наоборот, где перец – туда добавим соли, а где соль – туда перца. А теперь побольше перца. Знаете, так не пойдет, отвинтите эту крышку и сыпьте. Потому что главное – чтобы перца и там, и там было горкой. Если вам его не жалко.

Бармен снял серебристую крышечку с перечницы и опорожнил хрустальную емкость в ее руки. Лицо его лучилось радушием. Жалко ли ему специй для такой замечательной посетительницы? Да боже упаси!

Засыпав в обе ладошки-баржи смесь перца и соли по самую ватерлинию, Матильда прикрыла этот груз сверху пальцами для удобства транспортировки и отшвартовала кулачки от барной стойки. Рыжая бестия взяла курс на Кутыкина. Он сидел спиной к бару и к тому же был погружен в изучение чека и сдачи, принесенных официанткой, а потому не видел приближения вражеского флота.

Ольга надвигающуюся Матильду увидела. Она не знала, почему Матильда так странно держит руки. Но какая к черту разница, важно было другое: было ясно, что Матильда намерена поскандалить. «Похоже, наш Вудпекер решил таки продолбить дупло в голове Виташи, – подумала Ольга. – Оно и к лучшему, многовато в нем негативной энергии, без дупла тут не обойтись». И она отвернулась, всем своим видом давая понять Матильде, что ее не интересуют чужие разбирательства, к которым она абсолютно точно не имеет никакого отношения.

Матильда подступала.

Ее кеды неслышно ступали по мрамору пола.

Ее кулачки со специальной смесью двигались на высоте затылка сидящего Кутыкина.

Все ближе.

И ближе.

Виталий уже начал торопливо отсчитывать со сдачи деньги для чаевых, когда Матильда приблизилась почти вплотную и сходу закрыла своими руками глаза писателя, отправив туда практически без потерь оба заряда соли и перца. Втирая смесь ему в глаза, она напевно произнесла: «Угадай, кто-о».

В следующее мгновение Кутыкин уже хватал ртом воздух, дергаясь, стоная и пытаясь сообразить, что происходит, а Матильда отряхивала ладони. Писатель вскочил, вывинтившись из-за стола, и Матильда увидела град слез, на который, собственно, и рассчитывала.

– Виташа, ты, наверно решил, что в наших отношениях не хватает жару, – сказала она с удовлетворением, – ты его получил, дрочила.

– Что за… стерва! – не помня себя от рези в глазах, не разбирая дороги, он помчался в туалет, опрокинув попавшийся на пути стул.

Официантка и бармен, конечно, все видели. Не сговариваясь, они предприняли то, что должны были. Официантка немедленно навестила служебные недра кафе, откуда уже через несколько секунд выскочила с охранником, а бармен, взяв из-под стойки свежее вафельное полотенце, поспешил вслед за Кутыкиным в мужской туалет.

Ни Матильда, ни Ольга между тем не сдвинулись со своих мест.

Матильда, отряхнув руки, прикурила сигарету и выпустила дым в сторону Ольги, которая спокойно смотрела на нее, скрестив руки. Казалось, Матильда хочет что-то высказать Ольге, но никак не выберет, с чего бы начать. Однако когда она вдохнула с явным намерением приступить к произнесению спича, к столику подоспел охранник, и Матильда передумала.

Она вздохнула с видом человека, уставшего от занудства окружающих, и, взяв под ручку свою подругу, молча покинула кафе.

Глава 19. Сохранить изменения?

Добравшись до дома уже ночью, Данила, как и предполагал, никого там не обнаружил. Осторожно ступая между разбросанных вещей, он прошелся по квартире, осмотрел каждый закуток, заглянул и на балкон, после чего отправил Виктору СМС, мол, все в порядке, можешь спокойно приезжать. А сам в изнеможении, даже не раздевшись и не расстелив постель, лег на диван.

Данила не сомневался, что мгновенно провалится в сон, едва тело примет горизонтальное положение. Однако ни стремительного провала, ни постепенного погружения в сон не последовало.

Он свернулся калачиком, чувствуя, как страшно умаялся, и поначалу никак не мог понять, отчего не в состоянии заснуть. Только через некоторое время Данила вдруг ясно ощутил, что жутко устал не столько от последних событий и переживаний, связанных с кражей кенозина, сколько от самого себя, от собственного существования. Он принялся размышлять о своей жизни – не как обычно, не перебирая в уме текущие дела и хлопоты и планируя, что нужно успеть сделать завтра, а стал отстраненно оценивать в целом свое прошлое, настоящее и возможное будущее. Он смотрел на себя словно бы со стороны, как на чужого человека, и жизнь этого человека показалась ему несусветно убогой и жалкой.

В самом деле, кто такой Данила Емельянов на этой земле?