Прямо сейчас

– Проблема, я хочу сказать, не в этом. Я, когда говорил про твою помощь, то имел в виду просто какую-то подсказку, какие-то штрихи, типа того, понимаешь? Мы могли бы помозговать вместе. Мы же думаем с тобой практически одинаково, не заметила?

Ольга смутилась, но и было заметно, что загордилась собой.

– Ты даже умнее меня, положа руку на сердце, – ковал железо, пока горячо, Кутыкин.

– Ну, уж скажешь.

– Точно тебе говорю. Так что… можем даже и сейчас заняться этим. Разбуди компьютер, если хочешь, он не отключен.

Она нажала на энтер, и системный блок действительно тихо зашелестел включившимися вентиляторами, а на мониторе показалась уже открытая пустая вордовская страница с курсором, одиноко мигающем в самом ее начале.

Ольга не загораживала своей спиной экран от Кутыкина, и с его места ему был хорошо виден этот курсор, ежесекундно пропадающий и вновь возникающий на фоне бескомпромиссной пустоты страницы. Тоска и отчаяние накатили на писателя. Он вдруг с предельной ясностью осознал, что в принципе не способен создать сценарий. Остатки иллюзий на этот счет пропали, едва он увидел Ольгу сидящей у клавиатуры. Как-то враз ему стало понятно, что есть вот люди вроде Ольги, или вроде кого-то еще – неважно кого, которым это дано, а есть такие, как он, которым не дано, и ничего с этим не поделаешь. Он, Виталий Кутыкин, не может работать по плану, по теоретически выверенному чертежу, потому что он не ремесленник. Мысль о собственной избранности, однако, не умалила его отчаяния.

У Кутыкина возникло стойкое ощущение, что он сваливается в пропасть – не соскальзывают его пальцы в попытке уцепиться за последний уступ скалы, а уже соскользнули, и остается только закрыть глаза, чтобы не видеть стремительного приближения безжалостного дна ущелья, мчащегося к нему снизу, чтобы расшибить в позорную кляксу.

– Хотя… – вяло промолвил Кутыкин, – ну его к свиньям, не будем ничего делать.

Он доверху наполнил водкой стограммовую рюмку.

– Будем пить.

Сказал и выпил.

А потом выпил еще. И еще пару раз. И вскоре он, промямлив, словно разговаривал сам с собой: «Что дальше делать, я вообще без понятия», уснул с зажженной сигаретой в руке перед молча и с удивлением глядящей на него Ольгой.

Надо заметить, что запой давно уже стал привычным ответом писателя на непреодолимые (или по крайней мере казавшиеся непреодолимыми) обстоятельства жизни. Еще в юности, когда он только начинал пробовать себя на писательском и питейном поприщах, запой позволил ему увильнуть от женитьбы на девушке Тане, с которой он был дружен с младших классов школы. Дело было так. Мать Виталия не одобряла этот выбор и терпела девицу рядом со своим сыном только до тех пор, пока речь не зашла о женитьбе – тут уж властная мамаша взялась за дело энергично. Она убедила Виталия в том, что женитьба пустит под откос всю его жизнь, потому что, если родится ребенок, а он непременно родится, то Виталик не сможет окончить университет, его заберут в армию и вообще все будет очень плохо. Она так методично, так изобретательно и живо расписывала сыну ужасные последствия раннего брака, что Виталий и в самом деле решил, что надо бросить подругу. Хотя, когда он размышлял обо всем этом наедине с собой, он, конечно, не был уверен в том, что мать права. Он любил свою Татьяну. Не смея напрямую прекословить матери, послушный сынок попробовал съюлить, наврал, будто уже спит с девушкой (хотя только лишь мечтал об этом), будто дал ей слово жениться и что, мол, отказываться теперь будет с его стороны подло. Но мать предложила способ действий, который не мог ему не понравиться. Зная определенную – пусть на тот момент и не сильную, но все же – тягу сына к алкоголю, мать присоветовала ему «запить», не всерьез, а понарошку. Твоя Татьяна, дескать, и сама не захочет идти за тебя, если увидит, что ты пьяница. Так и получилось, Виталик что ни день с удовольствием напивался, и Татьяна, промучившись с ним какое-то время, оставила его. Так что мамочкин план сработал отлично. Но, увы, этот же план стал затем срабатывать в жизни Кутыкина всякий раз, когда ему требовалось по-страусиному спрятать голову в песок.

Ольга подошла к похрапывающему писателю, взяла из его пальцев сигарету и затушила в пепельнице.

«И все-таки мы его потеряли», – подумала она.

Ольга оглянулась кругом и от нечего делать снова присела к компьютеру. Спать совершенно не хотелось, несмотря на то, что за окнами уже светлело. На экране монитора был пустой вордовский файл. Ольга посидела перед ним в задумчивости некоторое время, а потом, не обратив внимания на то, что экран показывал не первую страницу документа, а вторую, начала печатать. Пустые страницы всегда действовали ей на нервы, и сейчас она решила, что раз уж ее пригласили поработать над сценарием, то почему бы немножко не пофантазировать – так, ради хохмы – нагромоздить какой-нибудь безтормозной ерунды. В порядке бреда. В порядке мозгового штурма.

Глава 21. Трещины в бетоне