Прямо сейчас

– Все правильно, молодец. От этого хуже при любом раскладе не будет. Я, естественно, не против того, чтобы стать еще и президентом Белоруссии, в составе России. Но, хоть убей, это как-то… – Паутов вздохнул и, прищурившись, оглядел окрестности огромного бетонного поля аэропорта. – Слишком все ровненько. Слишком хорошо.

Президент дернул плечами, и Байбаков, сразу поняв намек, чуть приотстал, чтобы дать возможность боссу обмозговывать ситуацию в одиночестве.

Паутов сделал еще несколько шагов в сторону самолета, но затем внезапно остановился, из-за чего вся процессия смялась, так что некоторые из сопровождавших президента налетели на тех, кто успел сразу среагировать и остановиться. Паутов резко развернулся и сказал, ища глазами в толпе:

– А где мой Артемка? Артемку взяли?

– Взяли-взяли, Владимир Иванович! А как же, Владимир Иванович! Здесь он, Владимир Иванович! – раздались там и сям голоса.

И действительно, очень прытко протолкнувшись между сановниками, пред лицо Паутова явился Артемка – Артем Алексеевич, тот самый мужичок, который встретил писателя Кутыкина в Кремле и как бы нечаянно лишил его затемняющих очков. Артем Алексеевич был при президенте чем-то вроде любимого дворецкого или денщика, и Паутов иногда, в моменты принятия важных решений, становясь слегка суеверным, спрашивал его мнение по вопросам, в которых тот на самом деле ни бельмеса не смыслил. Впрочем, знание от Артема Алексеевича и не требовалось, Паутов в подобных случаях считал его ребенком, говоря окружающим, что, мол, устами Артемки глаголет истина.

Вот и на этот раз Паутов строго, но в то же время ласково, как родитель, посмотрел на Артема Алексеевича и спросил:

– Слушай, Артем, скажи-ка мне, что ты думаешь насчет того, что мы летим в Белоруссию? Все будет нормально? Быстро говори, не думай.

– Да, конечно.

– А если конкретнее? Какие-то слова еще тебе в голову приходят – быстро, не думая?

– И думать нечего, – ответствовал Артем Алексеевич. – Не волнуйтесь, Владимир Иванович, и долетите нормально, и приземлитесь.

– Да я не про это. Понятно, что долетим, – Паутов был раздосадован ответом. – Я про… да ну тебя!

– Вы спросили, я ответил – что да.

– Ну и я ответил – что понятно.

Паутов развернулся и двинулся к самолету.

– Понятно, да не всегда, – пробормотал себе под нос Артем Алексеевич. Он не обиделся на то, что босс раздраженно хмыкнул и махнул на него рукой. Просило начальство ответить быстро – он и ответил, а уж правильным ли был ответ или неправильным, начальству видней.

Двигавшийся позади делегации и говоривший до этого момента по мобильному телефону Аркадий Прибытков вдруг подбежал к руководителю президентской администрации Байбакову и сказал:

– Юрий Владиленович, извините, что отвлекаю. Мне отец только что позвонил, он сейчас в больнице, говорит, что совсем плохой, просит прямо сейчас приехать, а то, говорит, можем не успеть проститься. Сердце…

Прибытков тяжело дышал, хотя пробежал лишь несколько шагов, он и вправду был в смятении. Было заметно, что он старается держаться, но голубые глаза его, лишившиеся в эту минуту обычной своей колючести и даже слегка повлажневшие, выдавали искреннюю подавленность и растерянность.

– Надо же, как совпало, – Байбаков еще сбавил шаг. – И у него сердце… Ну, что тут скажешь – езжай к отцу. Это святое. Тем более такой отец, заслуженный сотрудник госбезопасности, хотя и на пенсии… Надо, конечно, проститься.

– А как же Беловежская пуща? В смысле вы намекали, что там будут назначения на руководящие посты Белоруссии…

– За это не волнуйся, мы тебя пристроим. Ты ведь не виноват, что в Москве останешься. Поезжай в больницу, – Байбаков похлопал его по плечу, отвернулся и прибавил шагу, чтобы, если понадобится, быть под рукой у президента, который уже вступил на трап самолета.

Аркадий Прибытков пошел, глядя себе под ноги, к отдельному небольшому зданию аэропорта, где над стеклянными дверями значилось: «Выход для официальных делегаций».

Он вдруг стал очень детально видеть окружающий мир, словно это не отец его, а он сам балансирует на грани жизни и смерти и в любую из минут может оставить этот мир. Как несправедливо и глупо, что человек может вот так, без особых внешних причин, взять и умереть. Аркадий смотрел на мелькающие под туфлями мелкие трещинки на бетонной поверхности и иногда попадавшихся на ней торопливых муравьев и думал, какое счастье, что он может видеть эти и подобные им мелочи, каждая из которых сейчас вырастала для Прибыткова в символ целой вселенной, в символ жизни. Аркадий подумал, что кто-то не так давно говорил ему что-то про трещины в бетоне и про муравьев. Или это он сам говорил кому-то про них. Но активировать в памяти, кто говорил, о чем конкретно говорил и при каких обстоятельствах, было сейчас совершенно не ко времени. Надо спешить к отцу. Как он там, в больнице? Долго ли протянет? Только бы не опоздать.

Глава 22. Муравьиная суета

За несколько часов до этого, ясным летним утром, Данила, как и планировал, отвез термос с наклеенной на него этикеткой «Кенозин» на станцию.