Прямо сейчас

И поэтому был поистине ошарашен, когда, отворив дверь в одноместную палату, где был отец, увидел его одетым в летние брюки и выпущенную поверх них расстегнутую сорочку с короткими рукавами, а главное – сидящим в кресле, нога на ногу, с бокалом, на треть наполненным красным вином. О том, что в бокале было именно вино, нетрудно было догадаться, потому что на тумбочке рядом стояла откупоренная винная бутылка с чуть вживленной в горлышко пробкой. Работал привешенный к стене напротив телевизор, транслировали футбол.

– Наконец-то притащился, – раздраженно сказал отец. – Если б знал, что ты так долго будешь телиться, не отказался бы от больничного ужина.

– Папа… – пролепетал Аркадий. – Ты… здоров?

Отец посмотрел на сына озадаченно и после паузы сказал:

– Не думал, Аркаша, что ты у меня можешь быть туповат. В твои-то годы…

Прибытков-старший поставил бокал на тумбочку, выключил пультом телевизор, довольно бодро встал и стал застегивать рубашку.

– Разумеется, здоров.

– Так а какого… зачем ты… – лицо Аркадия стало темнеть злобой. – Мы же с тобой утром по телефону говорили. Я же тебе сказал, что сегодня лечу в Белоруссию по очень важным делам. Что это вообще за цирк ты устроил?

– Не кипятись, – отец расстегнул брюки и стал заправлять в них сорочку.

– Ты хоть понимаешь, какие ты мне карты испортил? – Аркадий обессилено сел на аккуратно заправленную постель. – Туда же этот идиот Казачков, туда же все эти змеи скользкие полетели. Они там все сливки снимут, – Аркадий прямо посмотрел отцу в глаза. – Зачем ты мне про какое-то прощание наговорил, можешь объяснить?

– Я тебе не врал, мне по-всамделешнему нехорошо было. Вот и приехал сюда, сердце обследовать, подлечиться.

– Господи, да тебе не сердце, а голову надо обс…

– А ну! Ты с отцом разговариваешь.

– Я в шоке. Это просто трындец какой-то. Я тебе по телефону не мог все сказать, ты даже не представляешь, какие в Белоруссии дела сейчас будут делаться.

– Я тебе тоже не мог по телефону все сказать, Аркаша. Я кое-какие справки навел. Через старые связи. Подробностей никто не знает, или врут, что не знают. Но по-дружески мне намекнули.

– Про что намекнули?

– Про обстановку. Там сейчас все очень непросто.

– Там сейчас – кухня истории. Настоящей, большой истории. А я где нахожусь?

– Поверь моему нюху, Аркаша, ты находишься в правильном месте.

– Да тут и принюхиваться не надо, и так понятно: я – в заднице. И задница, папа, – это не то место, где надо находиться. Тебе здесь, может, и уютно, а…

– Ну, хватит! – отец, казалось, вдруг потерял контроль над собой. – Ты еще сопляк, чтобы правильно оценивать такие ситуации. Кухня у него, видите ли, в Минске, борщ истории собрался варить. От горшка два вершка, а уже в Наполеоны наладился.

– Наполеон и был от горшка два вершка. Какая разница? Главное, что он не был муравьем. А ты делаешь меня муравьем! Заботится он, видите ли. Кому нужна такая забота?

– Послушай меня, сынок, – стараясь не кипятиться, сказал Казачков-старший. – Когда на кухне повара слишком быстро начинают бегать, лучше в сторонке постоять. А то кастрюлю с кипятком на тебя могут опрокинуть, понимаешь? Гм. Ладно, пойдем туда, где настоящая кухня есть, в кафе, тут недалеко, поужинаем.

– Я не хочу есть, – Аркадий вскочил с кровати и опередил отца на пути к двери. – Иди, ужинай. А я все равно в Минск полечу.

И он выскочил, пребольно ударившись локтем о косяк двери.

Но улететь в Белоруссию Аркадию не довелось. Через полчаса отцу стало по-настоящему плохо, его сразил инфаркт. А еще через час Аркадия, который уже был в аэропорту, вернул в Москву звонок из больницы; врач сообщил, что отец умер, а напоследок, мол, очень просил связаться с сыном и сказать, чтобы он выполнил его предсмертное желание – не летел в Минск.

* * *

За много километров от подмосковной больницы, в которой набирался здоровья Казачков-отец, в другой, особо охраняемой, больнице, в Беловежской пуще, президент России Владимир Паутов и его правая рука, руководитель Администрации Юрий Байбаков, сидели в удобных, раскидистых креслах перед изножьем кровати президента Белоруссии Антона Микулова.

Микулов в дремотном оцепенении полулежал, опираясь о пышную подушку. По одну сторону от высоко поднятого изголовья его кровати в воздухе висела металлическая штанга с капельницей, по другую – почтительно парил, невесомо сидя на краешке стула, министр безопасности Белоруссии Владислав Чернега, тот самый, что накануне по телефону зазывал Паутова приехать и «забрать» Белоруссию в состав России.