Когда его глаза встретились с моими, весь мой мир начал двигаться как в замедленной съемке, и мои внутренности онемели. Он просунул руку в мое открытое окно и схватил меня за руку одной рукой, а другой открыл дверь такси. Он швырнул меня на землю. Я лежал на гравии у обочины дороги, а флагман навис надо мной, дуло его револьвера 38‐го калибра было плотно прижато к моему виску. Он что-то прокричал голосом, полным страха, другому флагману, который, как я мог видеть, теперь присел на Джули на другой стороне дороги. Она лежала неподвижно. Я задавался вопросом, была ли она мертва.
Раздался выстрел, такой громкий, что потряс меня до глубины души. Затем еще один выстрел. Они застрелили Брента и Дуга. Дым от выстрелов наполнил воздух и щипал мне ноздри и глаза. Внезапно повсюду появились дорожные рабочие, они выпрыгивали из-за больших валунов, бежали к нам из-за деревьев и перепрыгивали через сугробы у дороги. Они были одеты в форменные бежевые комбинезоны Департамента автомобильных дорог, за исключением штурмовых винтовок, которые они держали направленными в нашу сторону. Когда оружейный дым начал рассеиваться, я также увидел людей в камуфляжной боевой форме, пуленепробиваемых жилетах и противогазах. Там были даже собаки.
Все это было так сюрреалистично. Мой мозг был неспособен воспринять и расшифровать значение этих событий, но я знал, что наше маленькое путешествие по шоссе Уистлера приняло ужасный оборот, и жизнь, какой я ее знал, никогда не будет прежней.
Со своего места на земле я мог видеть дорожных рабочих и мужчин в боевой форме, собирающихся группами вокруг самосвалов. Они кричали друг другу напряженными голосами. Несколько машин без опознавательных знаков с мужчинами в костюмах внутри выехали из-за поворота. Они вышли и, казалось, взяли ситуацию в свои руки. Заглянув под грузовик, я увидел Джули, неподвижно лежащую с другой стороны. Я полагал, что я единственный, кто остался в живых.
Мужчина, лежавший на мне сверху, надел на меня наручники. Теперь он встал, медленно и осторожно, обращаясь со мной так, как будто это у меня был пистолет.
«Вставай», – приказал он.
Выражение его лица было таким напряженным, что я двигался очень осторожно, опасаясь, что, несмотря на наручники, одно неверное движение с моей стороны может заставить его выстрелить в меня. Он крепко похлопал меня по всему телу, чтобы убедиться, что у меня нет никакого оружия.
Тот факт, что это были полицейские, наконец-то дошел до моего сознания. Мне сказали идти к машинам без опознавательных знаков, припаркованным недалеко от дороги. Зимнее солнце посылало волны тепла, отражаясь от асфальта, расплавляя изображения людей на своем пути. Я был уверен, что они застрелят меня прежде, чем я доберусь до машин, и никто никогда не узнает, что произошло на этом изолированном участке шоссе. Единственными оставшимися в живых свидетелями будут копы и дорожные полицейские с автоматами. Но, как ни странно, я не испугался. Казалось, вся моя нервная система отключилась. Это было так, как будто я был в замедленном кошмаре, который скоро закончится.
Я шел и шел, но ожидаемого выстрела так и не прозвучало. Почему они не застрелили меня? Я огляделся по сторонам. Они были повсюду. Там было, должно быть, пара дюжин стрелков. Если они не собирались стрелять в меня, моя судьба была ясна. Если я продолжу идти, то сяду в эту машину, и меня увезут в тюрьму и, вероятно, подвергнут пыткам.
Я мог бы изменить свою судьбу одним простым движением. Беги. Я представил, как начинаю бежать, и страх на лицах этих людей гарантировал мне, что их реакцией, как инстинктивной, так и инструктивной, будет стрелять. Мне пришло в голову, что они хотели, чтобы я сбежал, чтобы у них был предлог убить меня. Какая еще может быть причина для выбора такого отдаленного района для создания бюста?
Время и пространство вошли в другое измерение. Секунды превратились в часы; движение было невероятно медленным. Должен ли я начать двигать ногами, бежать, бежать, бежать и гарантировать смерть – или я должен продолжать идти к машине и начать медленную смерть, которой неизбежно станет тюрьма? Я слушал ритмичный хруст моих ботинок по гравию и чириканье одинокого воробья на ветке где-то поблизости. Я не знаю, что склонило чашу весов в сторону жизни. Возможно, это был звук той птицы; возможно, страх смерти. Каковы бы ни были причины, я продолжал медленно идти. Позже было много раз, когда я оглядывался назад на тот момент и жалел, что не решил бежать.
Затем я увидел Джули, ошеломленную и растрепанную, идущую к машинам. Мое сердце воспарило, и я улыбнулся ей. Затем еще один приветственный звук: Джерри спрашивает полицейского, может ли он вернуть зуб, который был выбит во время ареста. «Это наименьшая из ваших забот», – сказал полицейский. Он открыл дверцу машины, чтобы Джерри мог сесть.