Прямое действие. Мемуары городской партизанки

Когда присяжные по делу о заговоре Брента вынесли свой вердикт, они признали его и меня виновными по всем пунктам обвинения. Дуг был признан виновным по обвинению в хранении оружия. К тому времени мы уже провели пятнадцать месяцев в тюрьме, и нам предстояло еще четыре судебных процесса. Когда наши адвокаты сообщили нам, что наш судья Сэм Той не собирался признавать допустимыми какие-либо доказательства, которые он не считает относящимися к делу, мы поняли, что не будет никакой возможности политизировать процессы над Cheekeye, Red Hot Video или Litton. Теперь, когда мы были в тюрьме и предстали перед судом, наши действия и способности политизация мероприятий была крайне ограничена. Мы больше не играли на нашей площадке. Мы играли по их правилам, и они определяли все правила. Судья Той совершенно ясно дал понять, что если бы мы использовали защиту по необходимости, в которой человек утверждает, что совершенные им «преступления» были необходимы для предотвращения еще более тяжкого преступления, его постановления определили бы узкую правовую границу допустимости доказательств. Тем самым он сделал бы этот вид защиты невозможным. Мы также полагали, что если бы мы продолжали представлять правовую защиту, то, по сути, дали бы доверие к судебной системе, что резко контрастировало бы с нашей политикой до нашего ареста. Я считаю, что даже признание себя невиновным во время суда над Бринком было ошибкой, потому что это заявление дало людям понять, что мы надеемся на оправдательный приговор и что мы готовы играть по правилам судебной системы, чтобы получить некоторую личную свободу. Вместо того чтобы продолжать посылать сбивающие с толку послания левым и, на личном уровне, позволять втягивать себя в многолетние судебные процессы, мы решили признать себя виновными и произнести речи с политическими приговорами. В конце концов, эти заявления были единственными политическими жестами, кроме неучастия в судебных процессах, которые нам были разрешены.

Через несколько месяцев после суда над Брентом мы признали себя виновными по обвинениям, которые у нас не было надежды опровергнуть, в то время как некоторые обвинения были либо сняты, либо оставлены в силе. Дуг Стюарт был приговорен к десяти годам лишения свободы после признания себя виновным во взрыве на гидроэлектростанции в Британской Колумбии и обвинении в хранении оружия. Брент Тейлор был приговорен к двадцати двум годам лишения свободы за незаконное хранение взрывчатых веществ и оружия, грабеж, заговор, взлом и кражу оружия, хранение краденого имущества, кражу трех автомобилей и взрыв в Литтоне. Я была приговорена к пожизненному заключению за сговор с целью ограбления инкассаторов, взрывы на гидроэлектростанции и в Литтоне, поджог в Red Hot Video, незаконное хранение взрывчатых веществ и оружия, угон автомобилей и хранение краденого имущества.

После нескольких лет перехода из тюрем строгого режима – через тюрьмы среднего – в тюрьмы минимального режима, к январю 1990 года мы все были освобождены условно-досрочно, хотя некоторые из нас все еще находились в исправительных учреждениях. Хотя мы вышли из тюремной системы без физических шрамов, никто никогда не выходит без эмоциональных и духовных шрамов, которые, по сути, превращают его или ее в другого человека, отличного от того, кто попал туда.

Стоят ли эти шрамы того? Способствовали ли взрывы каким-либо положительным образом прекращению строительства линии электропередачи Чикей-Дансмюр, расширению франшизы порнографии Red Hot Video или производству и испытаниям крылатой ракеты в Канаде? На эти вопросы нелегко ответить, потому что последствия взрывов не могут быть изолированы от совместных усилий многих людей, вовлеченных в различные движения вокруг этих проблем.

* * *

Когда «Прямое действие» начало свою воинственную кампанию, у нас не было никаких иллюзий относительно того, что мы сможем изменить общество самостоятельно. Мы знали, что ни одна демонстрация или бомбардировка не приведут к каким-либо существенным изменениям. Но мы надеялись привнести в движение за социальные перемены более воинственную политическую философию и действия. Мы надеялись показать людям, что мы не должны позволять юридическим границам, определенным теми, кто находится у власти, определять, как и когда мы будем протестовать.