Прямой эфир

— А ну хватит! — пихнув ногой разошедшуюся Беатрису, Людмила Алексеевна неодобрительно сводит брови на переносице. — За ней глаз да глаз нужен, а то сожрет и не подавится. Как терпишь, ведь воняет хуже помойного ведра?

Старушка брезгливо передергивает плечами, а я уже отыскиваю влажную салфетку в своем рюкзаке: соседка права, запах из собачьей пасти не самый приятный.

— На свадьбу хоть позовешь? Обещаю не рассказывать, какие табуны мужчин ходили к тебе по ночам, — произносит и тут же начинает хохотать, укладывая свою ладошку на мое плечо. — Шучу. Но ведь, кроме нас, никто не знает, что с чувством юмора у меня не все ладно.

Она подмигивает мне, не переставая беззвучно трястись от смеха, и я впервые за сегодняшний день нахожу в себе отклик на чужое веселье. Застаю женщину врасплох, крепко обнимая ее под непрекращающийся лай ее верного цербера, и не выпускаю из своих объятий даже тогда, когда морщинистые руки Людмилы Алексеевны настойчиво пихают меня в живот.

— Прекращай давай. А то расплачусь, не дай бог. И на свадьбу не зови, мне надеть нечего.

— Позову. Обязательно позову. Вместе с Бети, — даю клятву и, наконец, отступаю, с тоской взглянув на свои окна.

Через пару дней, кто-то другой станет заваривать чай на моей кухне, передвинет мебель, возможно, выбросит на помойку мой пушистый коврик, брошенный посреди комнаты. Станет водить к себе друзей и, сидя в моем любимом кресле, будет наблюдать за тем, как не Федька, а кто-то другой, бодро помешивает кипящие на плите спагетти…

— Вот еще! Я с этой мочалкой никуда не пойду. У твоего жениха гости-то наверняка как на подбор — все со шпицами и йоркширскими терьерами. Куда мне с моей старухой? А, правда, что его мать актриса?

— Правда, хоть я и не в восторге от ее ролей, — впрочем, как и от нее самой, но предпочитаю не озвучивать этот факт, прекрасно зная, что болтливая пенсионерка еще долго меня не отпустит, решись я на откровение.

Слышу, как хлопает дверь грузовой машины, и, в последний раз взглянув на многоэтажку, прощаюсь со своей прошлой жизнью: с этой скамейкой под сенью расставшихся с листвой деревьев, припорошенной первым снегом, с детской площадкой, где в это время уже завели игру карапузы, со звуками матерных песен Сергея Шнурова, льющихся из окна первого этажа.

Главное, не оборачиваться, а то непременно разревусь, увидев, как моя соседка утирает слезу со своей бледной щеки…

— Готова? — Вячеслав Андреевич заводит двигатель, внимательно изучая мой профиль, и заручившись кивком, медленно выезжает со двора, поглядывая в зеркало заднего вида, не отстал ли он нас перевозчик.

— Я могла бы взять такси. Вовсе не обязательно тратить свой выходной на мой переезд.

— Мне нетрудно. Тем более что это отличный повод увидеться.

— Как вам новая секретарша? — улыбаюсь, не признавая, что и сама тоскую по совместной работе с Лисицким. Скучаю по своему столу, по жужжанию принтера и гулу переговаривающихся работников за стеной, по запаху кофе, который у моего бывшего начальника всегда получается особенно вкусным, и по его голосу, неожиданно раздающемуся из селектора…

— Милая и покладистая, чем порой выводит меня и себя. Так что, если надумаешь вернуться, я попрощаюсь с ней без лишних колебаний.

За эти полтора месяца он заметно похорошел — немного похудел, что вовсе его не испортило, вновь вернулся к работе и заключил пару выгодных сделок, ударился в спорт и даже провел несколько дней за границей, успев за это короткое время неплохо подзагореть. Смотрю с теплотой на ставшего мне таким родным человека, и еще больше впадаю в уныние, что так резко поменяла привычный уклад своей жизни, распрощавшись не только со своей берлогой, но и работой, которую успела полюбить всем сердцем.

Знаю, что поступила правильно, опуская на стол заявление об уходе, но до сих пор стараюсь не вспоминать, как проплакала весь вечер, не в силах выкинуть из головы образ обиженного Лисицкого, провожающего меня до парковки с коробкой моих пожитков в руках.

Я нравилась ему, и всерьез опасалась, что могу стать причиной разлада их с Игорем дружбы. Так что сейчас, сидя на переднем сиденье Славиного автомобиля одно могу сказать с уверенностью — то, что я перестала мельтешить перед его глазами, явно пошло на пользу. Он лишь раз чуть дольше положенного задержался взглядом на моем кольце, и больше ничем не выдавал, что в его душе осталась хоть крохотная надежда на ответные чувства. Возможно, успокоился, осознав, что обратного пути нет, а, может быть, встретил кого-то, успешно переключившись на новый предмет обожания.

— Я знала, что ругая меня, вы лишь набивали себе цену. Ты, — поправляюсь, словив его недовольный взгляд, и, устроившись поудобней, отворачиваюсь к окну, кажется, навсегда оставляя позади этот район Москвы.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍