Прямой эфир из морга. 30 сложных дел, прошедших через скальпель судмедэксперта

Как и любой эксперт, выступающий в зале судебных заседаний, он должен назвать свои фамилию, имя, возраст, профессию, домашний адрес, а затем дать клятву, что внесет свой вклад в дело справедливости и будет действовать по совести и с достоинством.

Что касается профессии, то, в соответствии с традицией, мы упоминаем только главное: судебно-медицинский эксперт и основное место работы / занимаемая должность – как правило, этого достаточно. Для меня это «директор Института судебно-медицинской экспертизы региона Пуату-Шарант». Собственно, этим все сказано. Моему собрату приходится немного добавлять в свой послужной список: диссертация по антропологии, член European Academy of Legal Medicine (Европейская академия судебной медицины), FASE (Forensic Anthropology Society Europe – Европейское общество судебной антропологии), перечисление некоторых заданий в делах, которые освещались в СМИ, и т. д. Вероятно, все это делается для того, чтоб предстать в более выгодном свете на моем фоне. Он взял с собой ноутбук и теперь подключает его к видеопроектору в зале судебных заседаний, чтобы сделать презентацию в американском стиле. Следует демонстрация цветных рисунков в 3D, вращающиеся проекции анатомических структур и проникновение ножа в тело всего лишь на несколько сантиметров. Превосходное владение программными продуктами научно-технического прогресса приводит его к поистине революционному выводу: по его мнению, КТ-снимки университетской больницы Пуатье, к которым он получил доступ, говорят о проникновении ножа только на 10 см. Следовательно, речь идет о «сдержанном» или случайном ударе, что исключает любое намерение нанести смертельное ранение…

Но тут ему не повезло, так как я видел сам и фотографировал следы ручки лезвия на коже. И фотографии говорят нам о том, что лезвие вошло в тело по самую рукоять. Об этом помнит и председатель суда – он задает соответствующий вопрос новоявленному эксперту, но тот говорит, что это всего лишь следы вмешательства врачей скорой помощи. Мой коллега завершает выступление и поспешно направляется к выходу, изо всех сил стараясь не встречаться со мной взглядом.

Версия необходимой обороны была отвергнута, а вместе с ней пришлось отказаться и от случайного характера ранения и «сдержанного» удара. Демонстрация молодого судмедэксперта потерпела сокрушительное фиаско. Присяжные приговорили Мустафу к двадцати годам лишения свободы.

Разумеется, такое наказание не устраивало Мустафу, и он обжаловал приговор. Теперь мы снова встречаемся в вотчине моего собрата – в Апелляционном суде города Бордо. Здесь он у себя, зато я чужак. Его вызывающая манера одеваться приобрела еще более выраженный характер – нижняя часть джинсов ободрана, ну а я сменил темно-синий галстук на ярко-красный.

Мой коллега по вопросу глубины проникновения лезвия продолжает настаивать на своем: он утверждает, что следы рукояти на коже – это следы вмешательства врачей скорой помощи, пытавшихся остановить кровотечение и пережимавших для этого артерию. Мое мнение также осталось без изменений, и я, не без доли коварства, добавляю: «Следы вмешательства врачей скорой помощи, воспроизводящие рисунок рукояти орудия убийства? Никогда не видел такого за тридцать лет карьеры».

Затем председатель суда обращает внимание присутствующих на другое противоречие: следователь попросил нас обоих определить степень последствий ранений обвиняемого, которого Кадер ранил садовым прививочным ножом еще днем. Мы разошлись в мнениях и здесь. Еще бы. Согласно медицинским документам, речь шла о повреждении кожи и поверхностной ране затылка, на которую наложили два шва. Лично я не нашел никаких оснований для временной утраты трудоспособности травмированного, как и врачи отделения неотложной помощи Ангулема, лечившие Мустафу. Длительность временной нетрудоспособности – это период, в течение которого у жертвы насилия продолжается существенное ограничение повседневной жизнедеятельности. Например, невозможность самостоятельно удовлетворять гигиенические потребности, одеваться, есть и т. д. Мой собрат по профессии, видевший подозреваемого спустя несколько месяцев после совершения преступления, решил, что этот период составлял десять дней и соответствовал времени заживления раны. Он исходил из принципа, что полностью все физические способности восстанавливаются только после заживления раны.