Тряхнув головой, все-таки прохожу внутрь, и решительно приближаюсь к двери, с золоченой табличкой по центру, на которой красуется фамилия мужа. Касаюсь холодной ручки и застываю, не в силах переступить через порог…
Есть вещи, которые случившись однажды, непременно наложат свой отпечаток на вашу дальнейшую жизнь. Разграничат ваш мир, неряшливыми кляксами перемазав страницы, как вам казалось, счастливой истории, и день за днем, год за годом, нет-нет да отпечатаются на чистом листе, в котором вы вознамеритесь написать очередную главу.
Женщина в задранном платье, распластастанная по столу моего супруга стала именно этим — темным пятном на моем сердце, только что испуганно сжавшемся за грудной клеткой. Таким же черным, как эти волосы, что разбросаны по ее плечам, по бумагам, наверняка помявшимся во время страстного танца этих пылких любовников.
Стою, не в силах заставить себя уйти, и под звук женских стонов, тяжелого мужского дыхания, лязга ручек в металлических корпусах, торчащих из органайзера, забываю о кислороде. Не дышу, не впадаю в истерику, не бросаюсь на них с кулаками, а как истукан, как памятник человеческой подлости, замираю с ошеломленной гримасой на лице и одной-единственной мыслью, так некстати пришедшей в голову — на старом столе она бы не уместилась…
Все суетятся, о чем-то переговариваются, разминают конечности, пользуясь двухминутным перерывом, в то время как я даже сейчас не могу взять передышку.
— Повыдирали ей космы? — смотрит на меня так, что даже дурак поймет — другого сценария эта дама в мужском пиджаке и широких брюках ни за что не приемлет.
Пододвигается к краю, жестом призывая и меня наклониться, и, оглядевшись по сторонам, переходит на шепот.
— Мой первый тоже гулял. Когда увидела, чудом сдержалась, чтоб не убить эту змеюку. Всю рожу ей расцарапала, чтоб знала, как поступают с теми, кто разрушает чужие семьи.
— А муж? — не сомневаюсь, что такая женщина способна наказать любого, кто посмеет ее обидеть.
— Муж? Что с ним будет? Вещи его с окна выбрасывала, благо тогда журналисты в мою жизнь не лезли. Было бы, чем заполнить первые полосы. Лет пятнадцать его не видела, и дай бог, еще столько же не увижу, — делится со мной, ничем не выдавая, что эти воспоминания причиняют ей боль.
— Живет где-то. И, надеюсь, живет плохо, — произносит спокойно а, заслышав команду, занимает удобную позу, не забывая проверить свою одежду на наличие изъянов.
Я вот к дракам не склонна. Не представляю, как таскаю кого-то за волосы или разбиваю о голову свадебный сервиз… Признайся я этой незнакомке, что вместо грандиозного скандала, молча ушла — наверняка бы прослыла в ее глазах сумасшедшей.
Помню, как аккуратно прикрыла дверь, медленно отпустила дверную ручку, как возвращалась тем же путем, что шла минутой ранее, и как добрела до парковки, по привычке усевшись сзади. Молча уставилась на свои руки, все еще сжимающие автомобильный брелок и лямки небольшой сумки из крокодильей кожи, и, кроме закладывающего уши гула, не различала ни звука. Славка о чем-то спрашивал, раз за разом повторяя вопрос, но, не добившись ответа, вцепился в мое плечо, отпрянув, едва наши с ним взгляды встретились. Не представляю, что он увидел на дне моих глаз, но даже сейчас помню как побледнели его щеки…
Я не плакала. Точно знаю, что я не плакала, и если быть откровенной, даже спустя пять минут, так и не понимала, что, вообще, со мною случилось. Что случилось с нами? С Гошей, который за одно мгновение перешел из разряда близких в длинную шеренгу чужих незнакомых мне людей… Ждала, когда где-то внутри кольнет, прострелит болезненным уколом, но, кроме оцепенения и пустоты, не чувствовала ничего. До той самой секунды, пока Лисицкий не вылетел из машины, оставив свою дверь незакрытой, впуская в салон ледяной, немного сырой воздух подземной парковки, чуть позже принесший с собой цокот женских каблуков. Туфли! Так стучат только дамские туфли — звонко, хлестко, как те пресловутые шариковые ручки, подпрыгивающие в настольном органайзере.
— Зима ведь, — бросила самой себе и резко обернулась, натыкаясь глазами на стройные бедра женщины, замершей в двух шагах от моей Ауди. Шуба явно наброшена на плечи впопыхах…
Опустила стекло, понимая, что не просто так она застыла у моей машины, и прежде чем прохладный воздух проник в мои легкие, уловила сладкий вишневый аромат ее духов.
— Мне стыдно, — сощурилась хищно, устроив локоть на дверке автомобиля, и победно улыбнулась, противореча собственным словам. Наверное, в тот момент смотрелась она красиво — полы норкового пальто разведены, и позволяли любому полюбоваться изгибами ее тела, обтянутого не самым скромным нарядом.
— Зашла бы чуть позже, не увидела бы меня такой…