– Нет, хотелось бы, чтобы это была такая веселая шутка. Но это не так. Первые стычки с местными произошли у нас в прошлом году. Люди не всегда понимают, что мы делаем. Да и как им понять?
– Господи! – Вива и прежде слышала подобные истории, но не верила – думала, что их рассказывают трусы, которым везде мерещится опасность. – Но ведь танец был такой невинный, мне ужасно не хотелось его останавливать.
– Понимаю. Неприятно, когда искажается очевидное, но что делать? Мы живем в несовершенном мире.
– Несколько месяцев назад одного из старших мальчиков арестовал местный
– Правда? – Вива невольно напряглась. – Я что-то не припомню, когда сказала вам об этом.
– Ах, прости. – Глаза Дейзи заморгали за стеклами очков. – А мне казалось, что это ты говорила. – Они обменялись странными взглядами. – Тогда другое предложение. Жара будет доводить нас до сумасшествия, пока не начнутся дожди. Если ты хочешь недельку отдохнуть, то у меня такое предложение: мои друзья содержат восхитительный пансионат в Утакамунде, превосходное место, где ты сможешь спокойно поработать – читать и писать, и это совсем недорого. Я с радостью оплачу твой отдых, если у тебя туго с финансами.
– Спасибо, ты очень добра, – сказала Вива. – Но странное дело, я чувствую, что не могу сейчас уехать.
– Поначалу так бывает со всеми, – сказала Дейзи. – Впервые в своей жизни ты не думаешь о себе. И это такое облегчение, верно?
Когда Вива подняла глаза, Дейзи как ни в чем не бывало пришпиливала хвост змея и избегала ее взгляда.
– Известно ли тебе, – сказала она, – что первые змеи были запущены в четырнадцатом столетии в Греции, чтобы проверить зрение слепого принца? У меня есть превосходная книга об этом, если хочешь, возьми и почитай – религиозная символика просто потрясающая.
– Возьму, – сказала Вива, потом спросила: – Дейзи, ты считаешь, что я более эгоцентричная, чем другие?
Дейзи пристально посмотрела на нее сквозь толстые стекла очков и после долгого молчания ответила:
– Эгоцентричной, если подумать, тебя не назовешь: ты всегда наблюдаешь за жизнью, и тебе все интересно. Мне это в тебе нравится. Тебя скорее можно назвать закрытой, замкнутой. Ты очень скупо рассказываешь о себе, или, может, ты оберегаешь свой внутренний мир для своего творчества? – Дейзи снова шутила.
– Возможно. – Вива не хотела обижаться, но эти слова задели ее за живое. Порой она уставала от обвинений в том, что у нее есть какие-то секреты, которых она и сама не понимала.
За ленчем она размышляла о том, почему же ей так не хочется рассказывать новым знакомым о своем прошлом и о родителях. Прямо неврастенический синдром какой-то. Ведь в их смерти нет ничего позорного.
В Индии в самом деле бывает так, что люди умирают внезапно, это жизненный факт, кладбища полны могил. Делать из этого специальную тайну – все равно что вести себя как дети, которые верят, что они тайные, незаконные наследники королей или принцев, потому что не хотят считать себя обычными людьми.
Подробностей было мало: отец погиб во время набега бандитов на железную дорогу, мать умерла через несколько месяцев (от горя, как сказали Виве монахини) – вероятно, только потому, что никто в Англии не знал ее родителей достаточно хорошо. Они уехали очень давно, почти не общались с оставшимися в Англии родственниками и друзьями. Когда немного утихла боль от потери, она ничего не могла ни понять, ни выяснить – знакомая ситуация для многих людей, живущих далеко от дома. Такую вот цену они платят.
Повзрослев, в восемнадцать лет ей отчаянно захотелось найти кого-то, кто мог бы говорить с ней о ее родителях нормально, без поспешных выводов или хитрости. Конечно, тут-то и возник Уильям. Поначалу ей казалось, что это подарок судьбы! Ведь он не только исполнял волеизъявление ее родителей, но и так ей сочувствовал, складно говорил – он был ведущим барристером. К тому же он был неотразим! Они проводили много времени вместе – обеды, долгие прогулки, вечера за бутылкой вина в его холостяцкой квартире на Иннер-Темпл.
При первой встрече он сказал ей, что знал их очень хорошо. Жил с отцом в одном кваде в Кембридже, гостил у них в Кашмире еще до ее рождения.