Прятаться больше не с кем

Вик перебирал варианты — составил список, плюсы — минусы, воздействие способа убийства на органы, последствия при неудачном исходе (неудачном — не окончившемся смертью). Я видел только отдельные буквы, цифры пунктов и подпунктов, руку Вика, выводящего эти значки, которые приведут к смерти. Вик не видел, не ощущал свою жизнь в патетических, высокопарных, пафосных предложениях наподобие «жизнь — это высшее благо». Ни в каких богов никто из нас не верил, мы в открытую смеялись над религией и людьми, которые крестились при виде каждой церкви, каждого придорожного креста или двух палок, напоминающих им крест.

— У них нет смысла в жизни. Дырка внутри. Они её заполняют так, как их научили, так, как они это сами понимают. Рабам нужен господин — это должен быть первый пункт. Я не раб, Дэнни, мне не нужно давать пинка, чтобы я начал что — то делать, мне не нужно читать тексты, где говорится, что и как мне следует понимать. И ты, и я можем такие тексты каждый день писать, и найдутся, обязательно найдутся те, кто сделает то, что мы им прикажем — напрямую или намёками, будем мы прикрываться добрыми намерениями или не будем.

Да, Вик, да. Меня ты тоже не слушаешь. Ни меня, ни свою подругу, а больше никто и не может на тебя повлиять. И мы с ней не можем.

Почему у тебя ВИЧ, Вик? Откуда? Я спрашивал себя, спрашивал его — безрезультатно. Раскручивая розетку, ковыряясь отвёрткой в её внутренностях, разбирая на составные части, я уже решился схватиться за оголённые провода, торчавшие из стены — оставалось всего лишь включить автомат, вернуться обратно и посильнее зажать провода в руке. Да ну, 220 может и не хватить. Я вспомнил, как падал с крыши электрички подросток, от него исходил лёгкий дымок, он падал головой вперёд, на платформу. Схватился за токоприёмник или за контактный провод — раз, черепно-мозговая травма — два. Шансов уже намного меньше, намного. Он лежал, небольшого роста, худой, шапка надвинута на глаза, лежал и судороги трясли его, сейчас он был не тяжелее сумки той женщины, которая бросилась делать парню непрямой массаж сердца. Мужчины отворачивались. Парень быстро затих, шапка окрасилась густым тёмным, впитывала, сколько могла, потом кровь просочилась на асфальт. А в самом начале был звук, будто разбили очень большую лампочку, и из вспышки вылетел парень. Я покрутил в руках винты, погладил резьбу и прикрутил обновлённую розетку на место. Не смог. Зассал.

Дату Вик выбрал сразу, как только решил сдохнуть. Запас времени у нас, у него был, но со способом он ещё не определился. Он просил меня принять в этом участие, «помочь» ему, ему больше не с кем советоваться, не с кем это обсуждать,

— Дэнни, ясный день, блядь, если я заикнусь об этом хоть где — то, меня изолируют, заставят проходить всякие курсы лечения, а потом и реабилитации, чтобы «прогнать суицидальные настроения». Думаешь, это будет лучше для меня? А? А, Дэнни?

— а умирать он будет один,

— Дэнни! Послушай, послушай меня! Помоги мне всё распланировать, я от тебя больше ничего не требую. Я и этого требовать не могу — прошу, это просьба.

— не будет помнить о том, что произошло, как произошло, проигрывать в своей голове сценки из жизни умерших, не будет просто скучать.

Скука, чувство потери — это всё для живых.

— Повешение, Дэнни. Я повешусь. Присмотрим место в лесу, чтобы не совсем в глубине, но и не на виду. Найдём крепкое дерево, ты сходишь со мной, но на процесс тебе смотреть необязательно. Мне нужно твоё присутствие, нужно будет чувствовать, что ты где — то поблизости. Не кинул меня, остался до последнего, как бы громко это сейчас ни звучало.

Мы идём в лес, я стараюсь абстрагироваться от происходящего, как бы ни презирал какие — то условности или «общественные нормы поведения и морали», этот поход для меня — сам по себе небольшая смерть, Вик умрёт позже, а я умираю сейчас, несмотря на шутливый, можно сказать игривый настрой Вика. Эти шутки только усугубляют ситуацию, заталкивают её ещё на насколько уровней ниже, тошнота поднимается, а я уже сгорел, сижу на пне и мну жухлую траву, она колется, засохшие соломинки твёрдые, как игла, мёртвые, они, когда живые, так не могут.

Вик подходит ко мне, хлопает по плечу — такой киношный жест, дружба, братство, «мы всё сможем», да, именно сможем, сдохнуть поскорее — встаёт передо мной, руки в карманах, полуулыбка,

— Ты чего, Дэнни? Я думал, мы обо всём договорились.

— пошёл ты на хуй, пошёл ты на хуй,

— Слушай, если вот совсем никак не можешь мне помочь, тогда не мешай. Прими такую штуку — ты всё равно будешь последним, кто меня живым увидит.

— сука, сука, зачем, я не хочу, мне больно, не знаю, больнее чем тебе или нет, гондон ты, Вик, эгоистичный хуила, я тебя ненавижу,

— Так что? Ты со мной или нет?

— ёбни меня здесь и сейчас какой — нибудь корягой, кто ещё попрётся сюда, за зиму снегом заметёт, «пропал без вести»,

— Пойдём, покажу тебе старый крепкий дуб, выскажешь своё, хахаха, экспертное мнение.