Прятки в одиночку (СИ)

— Малявка думает, что она принцесса, а они — её подданные. Вот и канючит «Ма-ам, ну, купи-и…», — и старший брат вполне похоже перекривлял сестру. — Вот эта пойдёт. — Протянув руку, подросток вытащил симпатичную куклу с длинными волосами пшеничного цвета, сзади которой к платью была пришита несоразмерно большая пуговица. — Вот что за производители пошли! Грай, ты глянь, разве глаза бывают фиолетовыми? Вводят в заблуждение детишек!

Выключив свет, затейники вернулись к Марку.

— Так, что там надо, а? Рис… без него, да? — хозяин комнаты глянул на друга, который пожал плечами. — Ладно, нам ещё её возвращать, а Дженни пищать будет, если заметит. И он потряс куклой, внутри которой раздался звук. — Блин, она сама уже туда что-то понапихала! Красные нитки — это кровь. — И Марк от души обмотал игрушку красной нитью. — Так-с, дальше… Что-то своё. — Он выдернул волосок и заткнул его за нитку. — Что-то острое, им тыкать в куклу, чтобы разозлить. Но не нож.

— На тебе острое, — и Грай протянул два простых карандаша, игнорируя скептически приподнятую бровь друга. — Скажешь, нет? — и он легонько кольнул того в предплечье.

— Ох, уболтал, — с преувеличенным старанием потирая уколотое место, проговорил Марк. — Намутить солёную воду. Это на кухне.

— Зачем?

— Можно и спиртное, но, боюсь, нам тогда не жить: папа прибьёт. А вода будет сдерживать духа, который вселился в куклу.

— Фу, мерзость!

— Пф! Это интересно! И адреналин прёт!

Мигнул свет, и ребята переглянулись. За окном давно стояла ночь, и в обычное время и один, и другой давным-давно бы спали: время близилось к полуночи. Но отсутствие родителей странным образом влияло на подростков, которым захотелось прикоснуться к таинству.

— А! Имя ещё дать ей!

— Пусть будет Вилли!

— Придурок, это мальчишеское имя! А кукла — девочка!

— Ой, да не всё ли равно! Пошли давай, на кухню, за водой. Потом в ванную ещё, да?

Подготовка к игре шла полным ходом. Кукла давно сидела в тазике с водой, пристально глядя на ребят своими необычными глазами.

— Как в душу заглядывает, — вздрогнул Грай.

Выключив свет, Марк кивнул: начали. И ребята, стараясь говорить синхронно, произнесли главную фразу:

— Первым прячется Вилли!

Усевшись под дверь ванной комнаты, они переглянулись и закрыли глаза, считая про себя до десяти.

Один.

Марку показалось, что Грай тихо рассмеялся тонким девчоночьим смехом, и он приоткрыл глаза, вглядываясь в друга. Но насколько можно было рассмотреть в нависшей темноте, тот сидел спокойно, слегка нахмурив лоб, и невесомо двигал губами. Считал до десяти? И Марк вновь закрыл глаза.

Два.

Грай на периферии сознания уловил нежную мелодию, угадывая в ней вальс: когда ему было лет шесть, он ходил на танцы, где группа и разучивала плавные па этого красивого танца. Словно кто наигрывал музыку одним пальцем на фортепиано, и мальчик стал чуть покачивать головой в такт, отсчитывая про себя ритм: раз-два-три, раз-два-три. Откуда у Марка эта мелодия? Он же ничего, кроме рока, не слушает!

Три.

Тихое шуршание, похожее на то, как трётся одежда, когда человек начинает двигаться. Колыхание юбки. Многих юбок, как в старинные времена, когда надевали несколько подъюбников, чтобы платье казалось пышнее. Рюшечки и оборки, взметающиеся при каждом повороте… и мерное постукивание каблучков о паркет.

Четыре.

Мелодия становилась всё сильнее, врываясь своими нотами в мозг и оплетая какой-то таинственностью и загадкой. Теперь нельзя было сказать, что она почудилась, аккорды, взвиваясь крещендо, явственно разливались в ставшей вдруг липкой тишине.

Пять.

«Я иду тебя искать!» — из-за угла показалась маленькая девочка, не старше Дженни, разительно похожая на сидящую в ванной куклу. Она топала своими маленькими ножками по толстому ковру, но этот звук не скрадывался ворсом, а наоборот, был слышен дробно, будто рассыпали бусинки по полу. В ручке девочка держала горстку риса.

Шесть.

Кто-то звал его… Протяжно выстанывал его имя… Так, что Марк вспыхнул, настолько ему показался стыдным этот стон-зов… «Ма-арк…» — разлилось с придыханием. Тянущаяся гласная, рычащий звук в его имени манили за собой, обещая запретное. То, что он только мог угадывать, мечтать, смутно ощущать всем своим мальчишеским естеством… «Ма-ар-рк!» — и тело встряхнуло, как будто до него дотронулись горячие, потные ладошки, жадные, желающие лишь его неискушённого тела…

Семь.

Мягкий воркующий голосок теперь переплетался с мелодией вальса, утихающей, идущей на спад.

— Аннабель, хочешь рисовую кашку?

Детские ручонки, ковыряющие посеребряными ножничками дырку у рта красивой куклы.

— Аннабель, пойдём гулять на озеро?

Восемь.

Шорох осенних листьев почти заглушал звуки старинного вальса. Голые, но от этого не менее величественные вековые деревья, выстроились в два ряда, образуя аллею… Красивые статуи и опустевший фонтан, кажущийся обездоленным без своих постояльцев — рыбок… Резкий окрик «Аннабель! Не ходи одна на озеро!», и тихий шёпот в ответ «Мама, со мной же кукла…»

Кукла…

Аннабель…

Девять.