Всплеск воды — и тёмная поверхность тут же становится ровной, смыкаясь над детской головкой. И только лишь жёлтые листья плывут по зеркальной поверхности, да на берегу сидит красивая кукла и пристально, словно живая, вглядывается своими фиалковыми глазами в озеро…
Десять
— Десять! — выкрикнули оба мальчика разом и, раскрыв глаза, шало посмотрели друг на друга.
Царящая темнота не давала хорошенько рассмотреть лицо, но каждый отмечал залегшую складку на лбу и чуть сбившееся дыхание, набатом звучащее в тишине.
Резко распахнув двери, ребята ворвались в ванную комнату, впиваясь взглядами в сидевшую в тазу мокрую куклу.
— Я тебя нашёл! — громче, чем надо выкрикнул каждый, ткнув игрушку простым карандашом. — Теперь водит Вилли! — И, захлопнув двери, со всех ног кинулись на кухню, где, хлебнув солёной воды из приготовленного заранее стакана, разошлись по своим укромным местам, чтобы спрятаться.
— Не глотай воду, — предупредил почему-то шёпотом Марк до того, как пить.
Грай, с раздутыми от воды щеками, кивнул: понял и, проводив взглядом ушедшего друга, полез в своё приготовленное место: в чулан со всяким хламом, который копится всю жизнь в надежде, что хоть что-то понадобится, но на самом деле, лишь забивает пространство.
Подросток прислушался: в доме кто-то ходил. Марк передумал играть? Вот звякнуло что-то на кухне, и раздалось шипение, будто на карбид плеснули воды. Кто-то вскрикнул, и до Грая донёсся звук разбившейся посуды: стакан, подумал парнишка, тот единственный, что стояло на столе. Забившись под какую-то висевшую хламиду, на ощупь казавшуюся зимним пальто, мальчик напряжено вслушивался в навалившуюся вдруг мертвенную тишину.
Топ-топ, топ-топ… Шуршание одежды, хриплое дыхание и тонкий запах чего-то знакомого… Ладан? Свечи? Шаги стихли прямо под дверью, а Грай перестал дышать: вот выберется он отсюда и обязательно выскажет Марку всё, что думает о нём самом и его дурацких играх! Тем более, что играть, по идее, нужно одному! Вот и играл бы сам!
Шажочки вновь ожили, и их отзвук стих в противоположной от чулана стороне. Через некоторое время раздался крик — жуткий, как кричит человек, находясь в состоянии ужаса. Грай никогда не слышал, чтобы Марк так кричал. Хочет напугать его? Ну, всё, терпение кончилось. И он решительно стал подниматься. Тихо скрипнула дверь, оказавшись единственным звуком в, словно вымершем доме, к которому добавилось рваное дыхание. Хотелось позвать Марка, но во рту была солёная вода.
Обойдя дом, Грай толкнул последнюю дверь в комнату, в которой ещё не был — в детскую Дженни. На пуфике лежала кукла Вилли. Марк принёс?
Грай подошёл и выплюнул на неё воду изо рта:
— Я тебя нашёл! — в темноте ему показалось, что кукла моргнула.
Где же Марк?
Пока Грай прятался в чулане, Марк же, с полным ртом солёной воды стоял в комнате сестры, прикидывая, куда лучше залезть: в шкаф, что было банальным и неинтересным, или затеряться среди коллекции кукол, приняв причудливую позу?
Он закончил усаживаться, пытаясь устроиться поудобнее, как вдруг мелькнула полоска света: словно кто-то молниеносно открыл и снова закрыл двери. Грай, что ли, пришёл? Раздался топот ножек. Нет, не Грай, это просто воображение разыгралось: его друг в жизни не ходил, семеня, как ребёнок. А шажки казались мелкими, и даже на ковре стучали каблучками: топ-топ, топ-топ… дохнуло пылью, нафталином и прелой осенней листвой, а Марк сжался на своём месте, стараясь свернуться в компактный комочек.
«Ма-арк…» — тот же голос, который вводил его в томление у ванной, тонко звал его и сейчас.
Нельзя идти! Он помотал головой, чувствуя, как во рту булькает вода, и тут же его накрыло ощущение чужого взгляда. Холодного, злого и колючего. Недовольного. Жуткого. Парнишка вмиг притих, съёживаясь от этой невидимки. Может, Грею надоело, вот он и пришёл объявить об окончании игры, клокоча негодованием? Марк проглотил солёную воду, которая провалилась в желудок противным сгустком, и позвал:
— Грай! Это ты?
Несмотря на въевшуюся, казалось, под кожу, темноту, мальчик увидел, как на него уставились мёртвые фиалковые глаза.
— Я тебя нашла. И я не Вилли. Меня зовут Аннабель Девлин.