Пожалуй, до меня и вправду не сразу дошло то, что стало очевидным опекуну Угго. Я злилась, о, я и вправду по-настоящему злилась… только «нити» так и не появились. Я не чувствовала ни малейшего проблеска приближения магии, ни крохотного мерцания на краю зрения, и сколько бы я ни всматривалась вокруг себя, магию я не ощущала. Похоже, я потеряла свой дар.
И тогда я оглушительно расхохоталась.
Единственное, чего хотел Валдес, побывавши на столь знаменательной в любое другое время императорской аудиенции, так это вернуть собственный пошатнувшийся статус и обойти врагов. Угго рвался в бой, жаждал вдребезги разбить своих противников, но начал он с поиска предателя в рядах сыскарей. И для начала он выгнал всех сыскарей на плац перед башнями…
К счастью, я была избавлена от зрелища вопящего Валдеса, ибо меня просто и незатейливо заперли в тех самых комнатах, в которых я готовилась к приему. Ни ошейника, ни каких других приспособлений, призванных сдерживать во мне магию, Валдес больше не счел нужным применять – и тут я была с ним согласна. К чему тратиться на несуществующие угрозы?
Однако открытие, сделанное Валдесом, неприятно поразило и меня саму. Сколько раз я себе твердила, что не хочу этого магического дара и всего того, что с ним связано, но когда я осознала, что его и правда нет, я почувствовала, что лишилась чего-то драгоценного.
Я не знала, почему так получилось. Еще в начале нашего пути в Вельм, где-то с неделю или больше я остро ощущала, как подступают ко мне волны магии. Я гнала их, я закрывалась от них, я избегала их. А потом ощущать перестала и решила, что тому причиной амулет Валдеса. Но если амулет был фальшивым, что же тогда меня сдерживало?
А может, магию во мне вызывало только и только присутствие Ленни, Странника, Феникса, который умело играл на моих недостатках? Этого я тоже не знала. Впервые мой дар проявился в Дуорме, когда мы с Ноилином только вернулись из путешествия в Маграид, и тогда это было лишь бледным и робким проявлением того, что я почувствовала в себе, будучи Никки.
И если хорошенько подумать, то я вообще ничего не знала о своем магическом даре. Не знала, как он приходит и как уходит. Не знала, как управляться с тем множеством нитей и плетений, которые вставали перед моими глазами. Не знала, что происходит во «внешнем» мире, когда я там, «внутри». А ведь я очень хотела это знать. Неправда, что я отказывалась от магии Плетущей. Я отказывалась лишь от своего крайнего невежества, потому что мое незнание приносило гибельные плоды. Девочка, которая училась держать в руках иглу, рисковала всего лишь уколоть себе палец. Я же в своих «уроках» магии рисковала чужими жизнями. Вот чему причиной я не желала быть. Обладать даром Плетущей было заманчиво, но я его боялась, вернее, страшила меня ответственность, которая прилагалась к этому дару.
А теперь все ушло – на время или навсегда, но ушло. Не могу сказать, что меня это сильно опечалило, однако и не обрадовало. Если мне предстоит встать перед Сиреной, то я буду перед ней совершенно безоружной.
Я и с даром с ней не справлюсь, а без дара что я есть?
Как там однажды сказала кикимора Шицага Хеду Ноилину, когда мы пробирались через болота в Маграиде: «Пустым донышком, вычерпанным колодцем»? Именно такой я и стала. Пустой. Вычерпанной до дна. У меня ничего не осталось.
Под утро я проснулась от страшного грохота и не сразу поняла, что происходит. За окном ветвистыми плетями вились молнии, небо содрогалось от острого режущего грома и мощного воя ветра. Шторм. Сильный шторм. Башни резиденции Имперского сыска располагались за Жемчужными холмами, однако не в низине, спускающейся к морю. Но мне и не нужно было видеть море, чтобы понять, что этот шторм – чудовищный. Где-то незакрепленная ставня исступленно билась о стену, ливень барабанил по стеклу, словно настырный непрошенный гость требовал пустить его в дом, рев урагана перекрывал все звуки, а человеческие крики и лошадиное ржание лишь добавляли этому какофонии.
Шторм пробушевал несколько часов, а наступившее затем затишье походило на изнеможение. Запертая в комнатах наверху, я не могла выйти и оглядеться. Про меня, судя по всему, забыли – и я никого за это не винила, потому как им, снаружи, явно не до меня было. Комнаты располагались довольно высоко, два крохотных оконца, забранных стеклом, были слишком малы для меня, а дверь оказалась добротной, к тому же обитой железом. Так что выбраться наружу я никак не могла. Мне оставалось только ждать.
Час шел за часом. Крики, дробь ливня и вой ветра за окном стихли, а шаги около моей комнаты так и не раздались. Ни топота, ни ржания слышно больше не было… И только к вечеру, когда ветер разорвал тяжелые низкие тучи и сквозь жалкое небесное оконце блеснули лучи садящегося солнца, дверь в мою комнату отворилась.
– Ну, кисонька, признаю, найти тебя было не так-то просто.
На пороге стоял Дриан.