Пряжа из раскаленных углей

О Рейносе и его людях я не слишком сожалела, но вдруг убийства войдут у меня в привычку? Больше всего меня обеспокоило то, что я не могу удержать под контролем магическую силу, которая подвластна мне, и в следующий раз она просто разорвет, разовьет меня на мельчайшие волоконца, бесконечно малые и невидимые. Боялась я за других? Или просто сожалела о том, что слишком невежественна, слишком неопытна, чтобы справиться с мощью, которая была бы моей, не будь я так слаба? И теперь она ускользает от меня, неотвратимо ускользает как дым в руках, бесплотный и неуловимый – не это ли меня беспокоит больше всего? Или, что хуже: магия возьмет надо мной верх и будет управлять мною, коль я не могу подчинить ее себе?

Я не знала и не понимала законов магии, обращаясь с «нитями» по наитию. А если я сделала что-то не то, нарушила какие-то законы и теперь должна пожинать плоды своего преступления? Глупенькая, наивная, простодушно верящая в то, что мое естество само сделает все, как надо, а я только буду пожинать сладкие и вкусные плоды без горечи? Или наоборот, мой случайный успех отворил двери, которые мне, неопытной и неумелой, еще рано было отворять, и мощь магии, теперь мне подвластной, просто разорвет меня на части? Ведь то, что со мной творится – ненормально. То, что я творю – неправильно. Нормальным и правильным было одно: если в ближайшее время я не сумею взять себя в руки и не попытаюсь утихомирить магию во мне, я погибну. И, боюсь, не я одна, если вспомнить размах тех сил, которые задействуются мной просто по небрежности…

Да, я изменилась. С тех пор, как я попробовала вкус магии, я изменилась, хотя и боялась признаться себе в этом. Но за три последних дня я сумела осознать, понять и принять это. Я стала другой. Более уверенной. Более стойкой. Более жесткой… Смешно сказать, но за эти три дня я поумнела!

Возможно, я и была такой до того, как некто или нечто лишили меня памяти? Кем я была? Кто я есть? Узнаю ли когда-нибудь? Возможно. Если, разумеется, сумею выжить в ближайшее время.

А для этого надо начинать бороться.

Очевидно, перемены во мне были не просто мною надуманы, а реальны, поскольку даже Ленни заметил их. Все чаще я замечала на себе его пронизывающе оценивающий взгляд, от которого обычно становилось не по себе. Все чаще его веселая болтовня отдавала фальшью человека, пытающегося шутить, когда произошло несчастье. Он был растерян и зол, я понимала это, но ничего не могла изменить. Впрочем, кое-что могла.

– Как ты управляешься с магией? – в середине третьего дня нашего пути по долине Пилот спросила я, а когда Ленни недоуменно вскинул брови, то пояснила:

– Ты как-то сказал, что мне надо учиться управлять своим даром. Так может научишь?

– Вряд ли, – мужчина покачал головой, – Я и понятия не имею, что и как происходит в твоей головке.

– Ну должны же быть у магии какие-то общие законы? Даже в простейшей вышивке и то есть правила, а магия – она куда серьезней!

– Серьезней, – невесело усмехнувшись, подтвердил Ленни, – И опаснее. Но то, что знаю я, не поможет тебе.

– Хорошо. Как обучался магии ты? Ведь не сразу же ты стал тем, кто ты есть?

Мужчина смотрел на меня долго и пристально, но не отвечал, тогда и я быстро отступила:

– Нет так нет. Попробую сама. Начинать ведь с чего-то надо?

Но Ленни все-таки ответил.

– Если один способ тебе помочь, Никки. Но он тебе не понравится.

– Какой? – я с энтузиазмом подалась вперед.

Опять этот странный оценивающий взгляд.

– Поговорим об этом завтра. И не спорь.

Мы въезжали в Тодрен.

Тодрен был довольно крупным городом, самым большим в долине Пилот. С холмов мы увидели большую его часть: улочки левобережного Тодрена с крепостью наверху занимали едва ли не половину крутого скального холма. На правом же берегу реки строений было заметно меньше, да и улицы здесь были ровнее и сходились в одной точке – на площади перед мостом. Именно мост и был главной достопримечательностью города. Каменный мост, соединяющий обе половины Тодрена, был высоким – такому не страшно никакое половодье, а такое, судя по отметинам на стенах набережной, бывало нередко. Полукружия арок пролетов возвышались над водой так высоко, что под ними мог проплыть приличный баркас, вот только река была такой быстрой и бурлящей, что ни одно судно не смогло бы удержаться на воде и не разбиться вдребезги, или хотя бы не перевернуться.

На обоих концах моста возвышались башни; сквозь арки в их чреве на другой берег реки тек бесконечный поток пеших путников, всадников, колясок и повозок…