Пряжа Пенелопы

– Хотела бы я знать, как близко надо подойти, чтобы убить человека таким образом? – Она поднимается, оценивая расстояние между собой и Медоном. Старый советник отступает на шаг, даже не осознавая этого. – Либо ты издали видишь, что тебя идут убивать, но тебе некуда бежать, ты прижат к стенке, бессильный и замерший, как заяц перед волком… либо убийца так близко, что ты даже не видишь ножа и ничего не подозреваешь до того самого мига, как оказывается, что железка в горле мешает тебе дышать.

– Я понятия не имел, что ты так много знаешь о смерти, – бормочет Медон, и на миг он ошарашен, поняв, что девочка-царица при дворе Одиссея становилась взрослой женщиной под влиянием неких сил, которые он не до конца понимает.

– Я очень мало знаю об убийствах, – отвечает она, пожав плечами. – Это дело мужчин. Но ведь именно женщины обряжают трупы убитых и причитают над ними, правда?

Жена Медона умерла, когда у нее в груди образовалась черная опухоль. Пока была жива, она не позволяла ему отвести в сторону ткань, которая стягивала этот скорбный сгусток боли, а когда умерла, женщины унесли ее на кладбище. Медон облизывает губы, отводит внутренний взор.

– Ты говорила про перстень.

– Ах да. Он был спрятан у Гилласа. Золотой, с царской печатью. Печатью Агамемнона.

– У контрабандиста?

– У мертвого контрабандиста. Это меня больше всего беспокоит. Живой контрабандист, вероятно, получил этот увесистый перстень в уплату за свои услуги, то есть, надо надеяться, за то, чтобы увезти мою двоюродную сестру как можно дальше от Итаки. А вот мертвый контрабандист, у которого все еще при себе очень узнаваемый перстень, который он не успел переплавить… Значит, он не успел предоставить свои услуги.

– Ты думаешь, перстень дала ему Клитемнестра?

– Думаю, да, чтобы оплатить перевозку. Но если он погиб и погиб на Итаке, то встает вопрос, состоялась ли эта перевозка.

Они погружаются в тревожное молчание, размышляя над этим. Наконец, глядя куда-то в пространство или скорее в собственные дурные мысли Медон бурчит:

– Это ополчение – дурацкая затея.

– Согласна.

– Ты знаешь, что у него всего сорок мальчишек? Эгиптий попытается выставить дозоры, Полибий захочет защитить гавани, Эвпейт прикажет им охранять житницы… К тому времени, когда они узнают о набеге и соберутся вместе, либо будет уже поздно, либо их окажется недостаточно.

– Я знаю. – Голос тихий, как крыло бабочки, невесомый, как паутинка, а Пенелопа смотрит в будущее, и как же она устала в него смотреть. – Я всю надежду полагаю на то, что наши воеводы настолько плохо справятся с делом, что мой сын останется жив.

– Ты ведь знаешь, что с ним все будет хорошо. Он сын…

– Если ты сейчас скажешь, что он сын Одиссея, так, будто это какой-то священный оберег, я закричу, – предупреждает она голосом, звонким, как пустой барабан. – Я буду выть, выдирать себе волосы, все как положено. Клянусь Герой, я так и сделаю.

Детка, шепчу я, я рядом, я помогу. Как часто, когда мой муж возвращался, вдоволь наразвлекавшись, я проливала бурные водопады слез, разрывала на себе одежды, бросалась на землю и клялась, что умру, царапала себе лицо, до крови раздирала свою небесную кожу и колотила его кулаками в грудь. Надолго это не изменит его поведения, но, по крайней мере, мне удается поставить его в неудобное положение, сделать ему неприятно на одну тысячную тысячной доли того, как он унижает, уничижает, обесчещивает и обесчеловечивает меня. Так что ты давай вой. А я принесу оливки.

Возможно, Медон слышит в воздухе эхо моего голоса или от моего дыхания по его коже побежали мурашки, потому что ему хватает совести отвести глаза и помолчать немного, прежде чем спросить:

– Что будешь делать?

– С чем? – вздыхает она. – С налетами? С сестрой? С Электрой и Орестом? Со своим сыном?

– Со всем этим. Я тут думал… со всем этим.

– Медон…

– Восемь лет прошло, как Троя пала. Я знаю, что это будет катастрофа, понимаю, но, если ты выйдешь замуж за одного из них… это катастрофа меньшая, чем то, что произойдет в ином случае.

– Так, небольшая междоусобная войнушка? Незначительная кровавая банька сейчас, зато потом не произойдет нечто более ужасное?

– Ну, если честно, то да. Скажем, ты выйдешь за Антиноя: да, придется воевать с Эвримахом, но, по крайней мере, житницы будут в безопасности, и, когда он сядет на трон…

– А что, если победит Эвримах?

– Ну ладно, за Андремона. Царем он будет ужасным, но, во всяком случае, у него есть военный опыт и связи, и это позволит тебе…

– Амфином не потерпит Андремона на троне, и он достаточно умен, чтобы иметь союзников на Кефалонии…