Прибавление семейства

Илья поступил на истфак Ленинградского университета, а Аврора не стала дальше учиться. Она испугалась, что при проверке студентов каким-то образом выплывет, что она живет по подложным документам, а это создаст всей семье крупные проблемы. Кроме того, работа операционной сестры ей очень нравилась, и она не стремилась к большему.

Счастье омрачалось только тем, что она никак не могла забеременеть. Врачи говорили, что всему виной последствия тяжелейшей дистрофии и потребуется много лет, чтобы организм восстановился, но не факт, что это вообще произойдет. Аврора очень переживала, что не сбывается ее мечта о многодетной семье, даже предложила Илье развестись, раз она бесплодная, но он воспринял медицинский вердикт спокойно. «Подождем, а если не получится, то усыновим, когда на ноги встанем», – решил он.

Вскоре Аврора ощутила в своей жизни некую непонятную пустоту, не связанную с отсутствием детей. Не сразу она сообразила, что грустит, как ни странно, оттого, что все родные люди теперь рядом и некому писать письма. А ведь это занятие она, пожалуй, любила ничуть не меньше, чем работать в операционной.

Аврора стала вести дневник, но это оказалось не то.

Неужели у нее литературный зуд? Но кто она, а кто настоящие писатели, смешно даже.

Но все-таки ее тянуло к бумаге, выразить смутные прекрасные образы, роящиеся в воображении. Исполнение оказывалось настолько бледнее замысла, что Аврора рвала листы, выбрасывала с торжественным обещанием, что больше никогда, а назавтра все начиналось снова.

Она боролась со своим писательством, как с алкоголизмом, но писательство побеждало. Как это, впрочем, в большинстве случаев делает и алкоголизм.

Наконец она решилась поделиться с отцом. Виталий был плохим автором, но наставником оказался отличным. Он не высмеял пробу пера Авроры, как это сделал бы настоящий педагог, не посоветовал ей выкинуть дурь из головы и заняться домашними делами, а, напротив, приободрил, признался, что еще в ее письмах видел талантливую руку, и все у нее получится, если будет слушать свое сердце и не лениться, ибо мастерство приходит с опытом и Лев Толстой написал «Войну и мир» тоже не с разбегу.

Виталий торжественно вручил Авроре для изучения брошюру Виктора Шкловского «Техника писательского ремесла» и самоучитель машинописи, сказав, что этих книг ей должно хватить на первый случай. А вообще, чтобы стать хорошим писателем, нужно много читать.

С последним у Авроры проблем не было, она с младенчества предпочитала книги всем прочим занятиям, а остальное дело техники. Она научилась печатать на машинке, создавала какие-то отрывки, но замысел романа, который ей хотелось бы написать, никак не выкристаллизовывался. Что-то такое виделось, как сквозь закопченное стекло, манило смутными очертаниями, но разглядеть его пока было нельзя.

Через десять лет брака на свет появился долгожданный сын, и тут Аврора забыла обо всем на свете, полностью погрузившись в материнство.

Илья тем временем уверенно двигался по партийной линии, немножко поработал освобожденным секретарем комитета комсомола университета, откуда его сразу взяли инструктором в обком, быстро сделали завсектором, а потом резко повысили до первого секретаря крайкома. Аврора боялась ехать в столь суровые места с маленьким сыном, но педиатр вынес вердикт, что ребенок «здоров как лось» и вообще, суровый северный климат предпочтительнее гнилого ленинградского.

Когда сын пошел в школу, Аврора устроилась работать по специальности, даже не столько потому, что скучала дома, а из-за страшнейшего дефицита медицинских кадров.

Ребенок рос, не доставляя родителям проблем, в бытовом плане благодаря высокой должности мужа напрягаться тоже не приходилось, и Аврора вернулась к своему хобби. Начала писать рассказы о Севере, и выходило вроде бы неплохо, но скучно, будто по линеечке.

Однажды она с операционной бригадой вылетела в становище, и там произошла очень жесткая посадка. Кончилось все благополучно, но несколько минут гибель представлялась самой реальной перспективой, и в эти мгновения Аврору вдруг охватило жгучее сожаление о том, что замыслы, клубящиеся в ее голове, исчезнут вместе с нею и никогда не увидят свет.

После этого случая пелена будто исчезла, и образы оформились в сознании совершенно ясно. Аврора выпросила в бухгалтерии списанную печатную машинку и отдалась на волю своей фантазии. Выходило не совсем так, как она хотела, слишком явно в тексте сказывалось влияние творчества Лидии Чарской, книги которой мама ей читала в детстве, градус антисоветчины зашкаливал, но Аврора не хотела ничего менять. Она наконец поймала свою волну, и осознание, что этот роман никогда, ни при каких условиях не будет напечатан, не останавливало ее творческого полета.

В конце концов, даже у идеологически выверенного произведения шансов увидеть свет очень мало, если его автор не вхож в нужные круги. Да, отец с удовольствием замолвил бы за нее словечко, и публикации рассказов жены первого секретаря крайкома тоже дали бы зеленый свет, но такая слава Авроре претила.