– Плевать, как его зовут, ты понял. Уинстон Фолкнер взял и проверил историю звонков служебного мобильного телефона Тристана. И угадай, кому сегодня утром звонил Тристан. Незадолго до того, как мы с Билли пошли в «Harrods»? Во-первых, на номер Билли. А во-вторых? Ну?
У меня в голове пусто, если не считать странного звона. Как паническая атака, только лучше.
– Он звонил парню, который работает детективом торгового зала в «Harrods»! И Фолкнер не стал тянуть время, а сразу бросился туда и провернул свою гадкую грозную адвокатскую уловку, и что рассказал тот тип… Седрик…
Энтузиазм Эмили дает трещину, и я вдруг слышу, как она шмыгает носом, а по голосу становится понятно, что сестра плачет.
– Они уже проворачивали это раньше. В прошлом году. Тогда Тристан позаботился о том, чтобы охранник обязательно поймал Билли. Он заплатил тому мужику, чтобы тот жутко ее напугал, облапал и… сделал ей больно… только чтобы потом Тристан мог ее
Я опускаю телефон. Без понятия, сколько потребуется времени, чтобы хаос у меня в голове улегся, а я на фоне ярости, презрения и ненависти к этому… субъекту сделал выводы, которые помогут нам двигаться дальше.
Включаю следующее сообщение.
– Не знаю, ясно ли выразилась. У меня голова кругом. Но ты же понимаешь, что это означает? Билли сегодня ничего не крала. А главное, она ничего не подсовывала мне! Детектив в «Harrods» – этот подлый мелкий… – он куплен. Тристаном. Он подкинул нам браслет, поскольку Тристан явно считал, что сможет вернуть Билли с помощью своей психоаферы.
Прикинувшись спасителем и внушив ей чувство, что без него она не справится.
В этом есть смысл, и еще какой. Во мне просыпается желание тоже кое-что внушить этому подонку. Принять синильную кислоту, например.
– Седрик? Что случилось? – Билли стоит в комнате, я не услышал, как она вошла. В удобных пижамных штанах, майке и с полотенцем на волосах она смотрит на меня, как призрак. – Что-то… Скажи что-нибудь, Седрик, пожалуйста.
Я выдыхаю и качаю головой. Наверное, у меня действительно сейчас такой вид, словно я готов кого-нибудь убить.
– Ты… Ты ничего не сделала.
– Что?
Я протягиваю к ней руку, Билли, помедлив, подходит ближе, и я усаживаю ее к себе на колени и обнимаю. В первую очередь чтобы успокоиться самому и не заорать посреди ночи на весь спящий отель.
– Ты не можешь вспомнить свой рецидив, потому что не было никакого рецидива.
– Но… Ты просто выдумываешь, да? Чтобы я так не стыдилась, чтобы…
– Нет. Эмили и твой отец все выяснили. Ты абсолютно невиновна. Я могу включить тебе голосовые сообщения. Но хочу, чтобы сначала ты перевела дыхание и приготовилась. Это не ты. Правда… Она гораздо хуже.
Я сижу, поджав ноги, на диване у окна, жую шоколадный батончик, который Седрик купил мне в автомате в коридоре, и жду, пока он отправит последние сообщения, чтобы никто больше за нас не волновался. Мне нужно извиниться перед некоторыми людьми, однако это подождет до завтра. Если попробую сделать это сейчас, скорее всего, буду просто заикаться и нести всякие глупости.
Десять минут назад я чувствовала такую усталость, что боялась заснуть на ходу, упасть и просто остаться лежать на коврике.
Сейчас же, после длинных голосовых сообщений Эмили, я уверена, что больше никогда не смогу уснуть. Никогда.
У меня в крови все кипит, такое ощущение, будто там дерутся какие-то мелкие противные зверюшки.
Меня охватывает такая невероятная благодарность за то, что я не подкидывала ничего Эмили, не потеряла рассудок и не делала того, о чем не могу вспомнить. У меня не было рецидива.
Постепенно я начинаю вновь осознавать, что вполне могу себе доверять. Хотя в то же время ощущаю в животе укол новых сомнений: как я позволила себе так слепо поддаться панике? Тристан собирался разрушить мой разум, чтобы управлять мной так, как ему захочется. Как я могла попасться на его удочку? Просто не понимаю, как он посмел так со мной поступить. Я даже не чувствую гнева или ненависти. Я в полной растерянности. И вместе с тем меня накрывает волна облегчения, потому что отец наконец-то мне верит. Он наконец-то на моей стороне. Это новое для меня чувство и такое хрупкое, что больше всего мне хочется где-нибудь его спрятать, чтобы никто не нашел и не начал задавать вопросы, которые могут ему навредить.
Седрик подходит ко мне, присаживается на корточки перед креслом со своей четвертьулыбочкой в уголках рта и настороженностью в глазах. Синих, как море, думаю я. Но лишь когда над морем опускается ночь.
– Тебе лучше? – Он гладит указательным пальцем изгиб моей брови. – Многовато на сегодня, да?
– У меня пока не укладывается в голове.