Мама лежала без сознания, вся в крови. Кровь была на её лице, волосах, пропитала весь халат. Бабушка кричала о помощи.
Медсестра пыталась её успокоить. «Я знаю, что сейчас всё выглядит плохо, но с ней всё будет в порядке».
Вообще-то, медсестра признала, что они почти потеряли нас обеих, но им удалось стабилизировать мамино состояние. Они продолжали работать со мной, пытаясь помочь мне начать дышать. Но все было так суматошно, и это волновало бабушку. А когда бабушка волнуется…ну, вы знаете.
Она обматерила медсестру.
«Почему вы ее не помыли? Кто-нибудь, принесите воды и полотенец, и уберите кровь с моей дочери! Я не шучу! Кто так относится к людям? Я вам всем говорю! Принесите что-нибудь, чтобы отмыть её!»
Медсестра снова хотела её успокоить.
«Мы стабилизировали состояние матери, но нам нужно доставить ребенка в Майами, нужно, что-бы кто-то поехал с ней».
Бабушка указала на мою 16-летнюю маму и закричала «ВОТ ЭТО МОЙ ребёнок!» Теперь она материлась на всю больницу.
«Как вам удается так лечить пациентов и до сих пор здесь работать? Я думала, вы тут должны помогать людям. А она выглядит так, как будто её убить здесь пытались! Почему никто даже ей кровь не стёр с лица и с ее ладошек? Посмотрите на неё! На неё всем плевать!»
Это была моя бабушка: яркая 29-летняя женщина с длинными волосами платинового цвета, красивой копной ниспадающей на её спину. Длинные тёмные ресницы завивались к бровям, обрамляя её тёмно-синие глаза. Проницательный взгляд держался прямо и честно, даже когда она смеялась. Красивая и бесстрашная, она очень горячо любила своих близких.
Моя мама — её первая дочь. До сих пор она зовёт маму своей крошкой. Мы обе «крошки» для неё. В тот день бабушка стояла в комнате в мешковатом свитере, попивала Колу и, ничего не говоря, просто размышляя о чем-то своём, наполняя помещение своей красотой. Странная вещь — физическая красота. Люди замечают её, удивляются, и начинают сомневаться в себе. Она может быть даром одиночества.
Ребёнком я смотрела на бабушку, как маленькая девочка смотрит на настоящую принцессу. Я ловила каждое слово. Когда она произносила моё имя, или смотрела в мою сторону, я краснела и млела от внимания. Когда она хвалила меня, я чувствовала, что всё в мире хорошо. Она учила нас сражаться за то, во что мы верим, делать всё, что в наших силах, чтобы помочь тем, кто в этом нуждается. Она учила нас заботиться обо всех, кто встретится в этой жизни, а не только о любимых. Она вырастила одного мужчину с горячим сердцем и трёх женщин. Даже в 16, моя мама была настолько любящей, что рисковала жизнью ради меня — ребёнка, который должен был умереть.
И пока мама думала о том, как мне выжить, не заботясь о себе, бабушка думала о маме, зная, что никто в больнице не любит маму так, как она.
За несколько месяцев до этого мама вообще не должна была думать об ещё одном ребёнке. Врачи считали, что это небезопасно, из-за осложнений, которые возникли при родах, когда на свет появился мой брат Эрик, всего на 10 месяцев раньше меня. И риск был не только по медицинским показаниям — у мамы с папой тогда были сложности.
Он был молодым, красивым индейцем. Мама говорит, что он был смелым, храбрым, и у него было прекрасное сердце. Но только, когда он был трезвым. После своей обычной пьяной ночи он превращался в кого-то похожего на Халка и не раз попадал за решетку. Когда мама была беременна, перед отцом маячил длительный тюремный срок. Его пребывание в исправительных учреждениях позже принесёт ему спасение, но в тот период времени он оставил мою маму одну, шестнадцатилетнюю, с ребёнком, и готовящуюся родить ещё одного. Врачи предложили ей аборт.
Мама отказалась.
Бабушка продолжала спорить с медсестрой, пока, наконец, меня не доставили в больницу Майами, одну. Сейчас мама смеётся и говорит: «Ты с первого дня на гастролях». До Майами у врачей не было особой надежды. Я родилась на 2 месяца раньше срока, и так как лёгкие развиваются в последнюю очередь — у меня были большие проблемы. Они боялись, что я умру в любой момент, потому что я не могла нормально дышать.
Как бы то ни было, через три дня эти сомневающиеся врачи объявили меня чудом. Никто не мог сказать, почему — ни объяснения, ни причины. Я отлично дышала и могла ехать домой.
Когда меня наконец-то отдали маме, я помещалась в её ладонях. Она говорит, что я была похожа на обезьянку, потому что вся была покрыта волосами. Я была такой хрупкой, что она боялась держать меня на руках, и боялась позволить делать это кому-то ещё. Она боялась, что я сломаюсь. Может, поэтому она была такой строгой. Может, она хотела научить меня быть гораздо сильнее и крепче, чем я выглядела.
Больше сложностей
Через некоторое время после того, как я оказалась дома, у меня начался коклюш. Мне снова было трудно дышать. Я не могла брать бутылочку. Я начала терять вес.
Мама принесла меня в палату интенсивной терапии, где врачи и медсёстры пытались меня вылечить. Они хотели перевести меня в больницу в другой город. Мама просто обезумела от этого предложения.