– Куда ты собрался? – объявилась в дверях кабинета Илиса. – Одного тебя отпускать боязно, еще завалишься где-нибудь от истощения. Поел бы. Платон Матвеевич, а?
Она протянула ему булавки на пухлой ладошке.
– У меня дела. Я должен поговорить с Авророй. Где она?
– Тогда возьми побольше денег. Так просто тебя к ней не пропустят. Сказали, будут держать до суда.
– Суд? – удивился Платон, сражаясь с булавками. – Ты говорила, что Федор сделал заявление при свидетелях.
– Дело еще не закрыто. Следователь уговаривает не бояться суда – ее должны оправдать или дадут срок условно. Адвокат настаивает на прекращении дела и пока хлопочет о выходе под залог.
– Деньги, деньги... У меня неловко получается давать деньги.
– А я умею, – усмехнулась Илиса, помогая ему с закалыванием брюк. – Это из-за уродства. Они смотрят на меня, сочувствуют и берут.
– Ты не уродка, – рассеянно заметил Платон, надев пиджак и обнаружив теперь себя в зеркале изрядно постройневшим. – Пуговицы перешивать не будем. Пусть болтаются.
– Не будем, – кивнула Илиса. – Твою машину починили. Она стоит во дворе.
Это было очень кстати. Платон как раз думал – брать такси или рискнуть поехать на метро.
Он остановился на Большом проспекте у банка, взял из банкомата деньги по карточке и заметил, что за ним следят. Открыто, не таясь, его вели на старом «Москвиче».
Отсидев почти полтора часа в приемной Василеостровского изолятора, Платон понял, что задуманного разговора не получится – он устал ждать. Но Аврора удивила его своим видом – легкий макияж, тщательно уложенные волосы, строгий черный костюм и белоснежная блузка с тяжелой серебряной брошкой под воротничком.
– Явился! – поприветствовала она опешившего Платона. – Ишь, уставился – дурак-дураком. А ведь я сначала в тебя была влюблена, ты мне тогда казался умным добрым увальнем!
Сил на удивление у Платона почти не осталось. Он смотрел одуревшим взглядом, и только. Больше всего его поразил запах – Аврору окутывал плотным облаком знакомый сладковатый аромат. Потом он переключился на ее руки, но зацикливаться на видении женской кисти в стеклянной банке не стал – Платона поразил безупречный маникюр. Он стыдливо собрал в кулак свои пальцы с запущенными ногтями.
– Вспомнил, чудушка? – снисходительно поинтересовалась Аврора, с удовольствием заметив его внимание.
– Вспомнил, – Платон опустил глаза. – Вы Аврора Дропси, работали домработницей у Богуслава.
– А ты все вспомни! – наклонилась она к нему через стол.
– Все?.. А что было?.. Понимаете, вы как-то незаметно прошли мимо моей жизни тогда. Сейчас... у вас странный цвет глаз – лиловый, сейчас я бы запомнил этот цвет, а тогда... Неужели я себе что-то позволил? Если вы об этом, то извините, я не помню, чтобы особенно нравился женщинам вашего типа, да и повода не давал.
– Повода он не давал! – хмыкнула Аврора. – Зачем пришел?
– Узнать, почему вы это сделали, – просто ответил Платон.
– Закурить есть?
– Не-е-т... То есть мне сказали в приемной другие посетители, пока я ждал, я купил... вот, – достав из кармана пиджака пачку сигарет, Платон подтолкнул ее по столу. – Извините, с ментолом не было.
– Хоть бы побрился. Одичал совсем мордой, – вместо благодарности заметила Аврора. – Он пришел узнать, зачем я это сделала, ну не прелесть ли! Федька попросил – я и сделала. Он же у нас, Платон Матвеевич, очень настойчивый, хоть и на голову слабенький, но своего добьется, если захочет.
– Почему – у нас?
– Родственник все-таки. Какой-никакой, а родственник. Все-таки брат моего сына.
– Брат?.. Сына? Какого сына?
– Единственного! – злорадно прошипела Аврора, выпуская в него дым. Она явно получала удовольствие от растерянного вида Платона.
– Федор был братом Вениамину, – вычислил после долгих раздумий Платон. – Вы хотите сказать?..
– Точно. Венечка – мой сынок. А ты и не знал? Нет, ты скажи честно, ни разу и не подумал об этом, а?
– Ни разу, – честно сознался совершенно разбитый таким известием Платон.
– И чего молчишь? Небось месяцы считаешь.
Платон только закрыл глаза. Он действительно начал отсчитывать месяцы и годы от даты рождения Вениамина.
– Во дает! – хмыкнула Аврора. – И как же ты тогда объяснил появление у Славки младенца двух лет при полном отсутствии матери? И то, что я, отработав меньше года, испарилась в неизвестном направлении?
Честно говоря, Платон не обратил особого внимания на исчезновение очередной домработницы Богуслава. Двухлетнему ребенку, конечно, он удивился и расспросил брата.
– Богуслав сказал, что не доверяет воспитание своего сына шалаве. Извините, привожу его высказывание дословно. Сказал, что мать ребенка за определенную плату согласилась не иметь никаких родственных связей с сыном. То есть, – безжалостно добавил он, – вы его продали отцу. Если не ошибаюсь, даже подписали необходимые бумаги.
Лицо Авроры пошло пятнами.
– Значит, ты все выяснил и теперь все понимаешь.
– Я... Нет, не все. Я так и не понял, почему вы хотели смерти Федору. Не может же умственно нормальная женщина, тем более – мать, не понимать последствий нажатия на курок пистолета.