Приди и помоги. Мстислав Удалой

— Не надо врагов ждать! — кричал Даниил Романович, не смущаясь тем, что говорить приходится в присутствии старших. — Зачем их допускать сюда? Надо идти в степь и там их встретить! Приговаривайте скорее, братья!

Шуму было много. Но в конце концов закончилось все так, как и должно было закончиться. В самом деле — у кого хватило бы духу отказаться от участия в походе на глазах у всей русской земли? Приговорили единогласно: самое большее в месяц собрать полки у Варяжского острова на Днепре, за порогами — и оттуда двигаться в степи. Искать врага, найти его и разбить.

На этом съезд еще не закончился. Чтобы представить себе размеры будущего войска, надо было урядиться со всеми — кто сколько людей может привести.

Мстислав Мстиславич вместе с Даниилом обязался привести сухим путем не менее тысячи человек конных да еще — через Днестр спустив к морю и подняв по Днепру — доставить к Хортице тысячу ладей с ополченцами.

Столь крупное войско могли выставить немногие: киевский князь, черниговский, смоленский. Луцкий Изяслав Ингваревич обещал около того.

Всем остальным было положено приводить с собой каждому не менее сотни вооруженных ратников. Не хватает до этого числа дружины — набирать ополчение и, конечно, принимать всякого, кто добровольно захочет вступить в войско.

Когда князья, уговорившись, наконец разъехались по своим уделам — собираться и готовиться, — весна уже была в самом разгаре.

Глава XIX. Поход. 1224 г

Отсюда, с высокого днепровского берега, казалось, что в Днепре совсем не осталось воды — ладьи и наседы галицкие, теребовльские, киевские, черниговские, собравшись вокруг Варяжского острова, покрыли поверхность реки полностью. Над Днепром и речкой Хортицей в зеленых цветущих лугах раскинулось великое множество шатров. С каждым днем их становилось больше: дружины, прибывавшие со своими князьями к месту общего сбора, разбивали новые становища. Во всем войске царило некоторое возбуждение — и вновь прибывавшие, и те, кто уже давно здесь дожидался, только сейчас, увидев воочию эту огромную силу, начинали осознавать размеры опасности, для защиты от которой такая сила понадобилась. Даже по вечерам, когда душе положено расслабляться, над притихшими стенами не поднимался привычный гул — раскаты многоголосого смеха, сопровождаемые звоном котлов, гусельными переборами и резкими стонами рожка, не то зовущего ко сну, не то приглашающего сплясать, пока есть еще на это время.

Войско вот-вот должно было выступать, так решили князья, согласившись с предложением Мстислава Мстиславича. Продвинуться по степи как можно дальше от русских рубежей было важнее, чем потерять еще неделю, дожидаясь, пока подойдут из самых отдаленных уделов последние полки.

Дозоры, посылаемые в степь — и русские и половецкие, — возвращались с одними и теми же известиями: никого не встретили за два дня пути, все дороги были свободны, татарами и не пахло. Эти известия не успокаивали, а почему-то тревожили Мстислава Мстиславича, и тревога эта заставляла его торопиться с выступлением. Отсутствие врага в обозримой близости походило на воинскую хитрость: ведь половцы рассказывали, что зимой видели татар недалеко отсюда. А что татары знали о собравшемся на них русском войске — в этом никто не сомневался. Почему же они не приближаются, если их сила столь велика, как ее расписывают?

Они не приближались — их словно и не было в степи. В этом случае Мстиславу Мстиславичу казалось еще опаснее ждать и бездействовать: татары могли воспользоваться тем, что Русь стянула все войска в одном месте — и напасть на беззащитные города, обойдя противника стороной. На самом деле, конечно, не могли — движение их не осталось бы незамеченным. Но Мстислав Мстиславич такие опасения высказал — а на князей подействовало.

В самом начале мая громадное ополчение начало сниматься. На ладьях по воде и сухим путем вдоль берега Днепра решили идти к Олешью, последнему русскому городу, стоящему уже почти на берегу моря. Там ставить еще один стан и от Олешья выдвигаться на восток, в степь. И когда уже почти снялись, произошло непредвиденное. Появившись неизвестно откуда, к войску подошло татарское посольство.

Мстислав Мстиславич был в это время на берегу — обговаривал подробности похода с галицкими воеводами Юрием Домажиричем и Держикраем Володиславичем — те привели сюда ладьи и должны были ехать на них до Олешья вместе с пятью тысячами ополченцев. Непросто было управлять такой громадой, а Мстислав Мстиславич хотел, чтобы его ополчение достигло Олешья первым. Он еще не закончил давать всех наставлений, когда Держикрай Володиславич прищурился поверх его головы и сообщил:

— Бежит кто-то. Никак до тебя, княже.

Мстислав Мстиславич оглянулся, с крутизны к воде бежал незнакомый человек. Судя по одежде — зеленому кафтану нараспашку и зеленым же портам, заправленным в красные козловые сапожки, — из окружения Мстислава Романовича. Его люди вроде бы так были одеты. Еще не добежав, человек начал звать:

— Князь Мстислав! Князь Мстислав!