Приди в мои сны

Не было больше спальни. Ее сожрало ревущее пламя. Спальню и… Настиных родителей. До нее оно бы тоже добралось, опалило, обглодало до костей, но не успело. Над головой что-то затрещало, и затылку стало очень больно, а потом мир погрузился во тьму, осветить которую не удалось даже пожарищу…

Уже многим позже, придя в сознание, Настя узнала, что на нее упала балка. Ее смерть была бы легкой, наверное, она бы вообще ничего не почувствовала, если бы Трофим позволил ей умереть, уйти вслед за родителями. Трофим не позволил, нашел в дыму и кромешной тьме, вынес из горящего дома, спас. Иногда в особо тяжелые минуты Насте хотелось, чтобы не спас, но Трофиму она об этом никогда не говорила.

…Она очнулась в полной темноте, вырвалась из огненного кошмара, прихватив с собой на волосах и коже горький запах гари. Очнулась и подумала, что ночь продолжается, а пережитое – это всего лишь дурной сон. Она попробовала встать, раздернуть шторы и позвать маму, но не получилось. К горлу подкатила тошнота, а невидимая комната вдруг завертелась вокруг Насти волчком. Или это кружение было у нее в голове?

В тот первый раз она ничего не поняла, почти сразу же провалилась в спасительное беспамятство. Второе пробуждение было не менее мучительным, потому что с ним вернулись воспоминания. А вот свет не вернулся…

Пожар начался с родительской спальни от крошечной искры, попавшей на трофейную медвежью шкуру. Родители умерли во сне, задохнулись от дыма. Почему чутко спавшая мама не проснулась, объяснить Насте не мог никто. Как и то, почему, за какие прегрешения одна-единственная огненная ночь сделала ее сиротой, вместе с родителями забрала способность видеть.

Врачи, а их было очень много, говорили что-то про травму мозга, про его удивительно тонкую организацию, пытались объяснить, почему Настя, имея совершенно здоровые глаза, больше не может видеть. Но они не давали ей надежды. Ни один из докторов, а среди них встречались и европейские светила, не обещал ей исцеления.

– Таких прецедентов в истории медицины на зафиксировано, – ответил самый честный из них. – Вам нужно учиться жить заново. Ваш организм молод и крепок, нет никаких препятствий к его нормальному функционированию.

И зрения тоже нет… А от семьи, некогда большой и дружной, почти ничего не осталось. Единственная мысль была для Насти спасительной, не позволяла сдаться и пойти ко дну. Она не одна, у нее есть Дмитрий.

Они собирались пожениться в сентябре. Она знатного, пусть опороченного, но все еще крепкого рода, он из обнищавших дворян с безупречной родословной. Про безупречную родословную однажды сказал папа, сказал это таким тоном, что Насте подумалось, что речь идет не о людях, а о борзых. Она, помнится, тогда даже обиделась на папу из-за Дмитрия и сказала, что в их случае ветвистость и крепость родового древа не имеет никакого значения. И деньги тоже. При чем тут какое-то пошлое состояние, когда речь идет об истинных чувствах! Тогда вся эта мишура с прогулками рука об руку и декламацией стихов казалась ей настоящей любовью. Она думала, что может нарушить родительскую волю ради Дмитрия. Не пришлось. Родители смирились. Именно смирились, а не приняли Настин выбор всем сердцем.

И теперь, когда мамы и папы не стало, у нее остался Дмитрий, единственный друг и утешитель. Ей так тогда казалось. Настя боялась стать для будущего супруга обузой, боялась, что он разлюбит ее, такую беспомощную, но еще больше она страшилась одиночества.

Дмитрий не оставил, не бросил Настю в беде. Он был с ней все то время, пока она боролась с болезнью. Дмитрий остался с ней даже тогда, когда от нее отказались доктора. Лучшие из них не оставили Насте надежды, а любимый человек оставил. И она была ему за это благодарна. За заботу, за ласковые слова, за твердое намерение Дмитрия жениться на ней несмотря ни на что, жениться не на первой красавице света, а на ее жалкой тени. Слепой тени. Эта любовь позволяла Насте бороться и жить дальше, давала веру и в себя, и в людей.

Дата свадьбы уже была назначена, и подвенечное платье сшито. Дмитрий спешил, не желал ждать окончания траура.

– Любовь моя, – его прохладные пальцы скользили по ее шее, перебирали бусины жемчужного ожерелья, – любовь моя, вы остались совсем одна, и я считаю своим долгом взять на себя заботу о вас и вашем будущем. А ваши покойные родители… – Влажные губы коснулись мочки уха. – Уверен, они бы нас поняли и не осудили.

И Настя сдалась. Возможно, ей просто хотелось сдаться, отдаться под защиту этих рук и этих губ и ласковых, успокаивающих слов. Она написала письмо бабушке, попросила благословения, звала ее вернуться хотя бы на время, приехать на их свадьбу, но решение приняла задолго до того. Она выйдет замуж, несмотря ни на что! И вышла бы. Возможно, даже была бы счастлива в браке, если бы не провидение.

Дмитрий стал частым гостем в ее городском доме. Да и что в том удивительного? Жених, будущий муж. После случившегося он не вывозил Настю в свет и не устраивал ей прогулок под луной, но это такие мелочи по сравнению с его намерением жениться. Твердым, нерушимым намерением.