Приднестровский беспредел

Другой рванулся вперед. Напролом. В этот момент перед мордой БТРа взорвался ослепительный огненный шар, и машина, шедшая на полной скорости, разом остановилась. Людей швырнуло с брони на землю. «Чертова „шилка“…» — автоматически подумал Миха, вскакивая на ноги и бросаясь к БТРу. Вслед за ним на броню забрались еще несколько человек. А остальные… Когда Миха увидел остальных, его затрясло: это были уже не люди, это были клочья людей. Тех, кто сидел впереди просто разорвало на куски. Среди них Миха узнал и Серегу Еременко, обезображенный труп с оторванными ногами и раздробленным черепом.

Видно, водитель был жив, потому что БТР, фыркнув, тронулся с места. В следующую секунду его опять потряс сильный удар, снова сбросивший казаков на землю. БТР все же проехал еще немного, уткнулся мордой в насыпь и заполыхал. Казаки залегли.

В упор били румыны. Сверху слева, с девятиэтажек, стреляли их снайпера. Справа низко-низко — так, что не поднять головы, — испуганно поливала огнем все, что шевелится, Бендерская крепость. А сзади лупили кто во что горазд свои. Казалось невозможным найти на этом маленьком открытом пятачке, простреливаемом со всех сторон, хоть какое-то укрытие. Казалось еще более невозможным сориентироваться в этом кровавом хаосе, понять, что делать дальше, по кому стрелять, куда идти. Хотелось вдавиться, втиснуться в землю и лежать, лежать, лежать, пока весь этот кошмар в конце концов не закончится. Те, кто был жив, немногим отличались от мертвых. Ни снаружи, ни изнутри.

Миху здорово контузило. Ни черта не соображая, он — лежа на боку за какими-то трубами — с любопытством разглядывал совсем близкий откос с двумя рядами вражеских окопов, и прилипших к прикладам румын, и здания города на заднем плане. Он видел орудия, «шилки» и ЗУшки на «КАМАЗах» там, наверху, на откосе, за деревьями, видел несколько БТРов, видел чуть поодаль, слева, румынскую артиллерийскую батарею. Потом там появился в огне и дыму танк Т-62 с буквами «ПМР» на башне, и, как сошедший с ума мамонт принялся давить траками пушки. Отлично были заметны суетливо разбегающиеся во все стороны фигурки в хаки. Потом, раскурочив батарею, танк рванул куда-то в сторону центра. Миха перевел взгляд на появившийся откуда ни возьмись приднестровский БТР, который, щедро поливая из пулемета, вылетел на пятачок перед откосом, принял влево и погнал в сторону города. За деревьями ему влепили в борт гранату из «осы», так, что иссеченные тела в фуражках посыпались с брони на землю, но все же БТР выправился и исчез в туннеле одной из улиц.

Миха поднял голову, пытаясь проследить за БТРом взглядом.

«Дурак, пригнись!.. Убьют!..» — вдруг потек в уши чей-то обезумевший испуг.

«Чего пригнись?.. Чего убьют?..» Ничего было не понятно. Но Миха все же пригнулся. Распластавшись на земле, он лежал — от пустого звона в голове спокойный как матрас — и рассматривал сменяющие друг друга как в калейдоскопе картинки.

Потом, когда справа и слева поднялись и побежали вперед люди, он тоже поднялся и побежал вперед. Они кричали и стреляли, и он делал то же самое. Затем, через несколько мгновений, он увидел прямо перед собой окоп «плохих», в котором было полным-полно людей и стволов. И все это копошилось там бестолковой вязкой массой, и булькало, и кипело, и иногда брызгало наружу.

И уже взлетев на бруствер, Миха неожиданно понял, что его сейчас убьют. В следующий миг он оказался в окопе…

ГЛАВА 2

— Ну, добре, прорвались, закрепились, а дальше-то чего? — ворчали казаки. — Ни командования, ни связи, ни подкреплений…

Они сидели во вражеских окопах, настороженно оглядывая близлежащие дома и улицы. Румыны отошли. Даже рукопашной не было. Просто постреляли в наступающих казаков, а потом бросили отличную, почти неприступную позицию и удрали в город.

Андрей в последний раз зарядил по морде пленному, перепуганному парнишке лет восемнадцати, от чего тот с готовностью свалился на землю, и подошел к Михе.

— Знаешь, браток, оказывается, против нас держал оборону целый полк…

— Да ты что? — безо всякого интереса пробормотал Миха: голова после контузии еще звенела как медный таз, в желудке раз за разом взрывались шутихи, весь мир вокруг казался окутанным бледной пеленой.

— Правда, почти одни салаги. Вот этот, — Андрей, не оборачиваясь, махнул рукой в сторону пленного, — призван только три дня назад. Он даже не выстрелил ни разу.

— Пушечное мясо…

— Как только завидел нас, кинул автомат, орет: «Мэй, не трогайте меня, я не хочу воевать!..» — рассказывал Андрей. — Нормально? Нет, чтобы хоть научить их чему-то…

— Я же говорю, пушечное мясо…

— А знаешь, это и хорошо, что их ничему не успели научить, — задумчиво сказал Андрей, присаживаясь рядом. — А то бы мы их отсюда хер выбили… Нам бы держать такую шикарную позицию, так нас отсюда целая дивизия не выбила бы… — он помолчал, потом неохотно поднялся. — Ладно, пойду. Надо его на ту сторону отвести, да раненых переправить…

— Как?