Придорожная трава

Теперь она ничего не говорила, только надрывно стонала и всхлипывала долгими, дрожащими рыданиями. Он легонько гладил ее спину, и понимал, что его утешения совершенно ей не помогут. Может быть, стоит оставить все как есть? Может, ей просто надо выплакаться? Он опять вышел в кухню и поискал пакет с лекарствами, который они принесли вчера ночью, надеясь найти в нем валерьянку. Пакет он обнаружил под лавкой, но, порывшись в нем, валерьянки не нашел. Возможно, там и были какие-нибудь успокоительные, но больше импортные – Илья в них не разбирался.

Он вернулся в спальню и присел на край кровати. Вероника свернулась в клубок, держа в руках подушку, и судорожно прижимала ее к лицу, все так же воя и всхлипывая. Он обнял ее и положил ее голову к себе на колени.

– Не надо. Не надо, хватит. Поплакала, и будет… – прошептал он и поцеловал ее волосы, – ну что ты как маленькая?

Она обхватила Илью за пояс и прижалась к его животу мокрым, горячим лицом. Пришлось ее обнять, подхватить ее колени и качать на руках, как ребенка. Он шептал ей что-то невразумительное и успокаивающее, нагнувшись к ее уху, и чувствовал, как на смену судорожным рыданиям приходят тихие слезы.

– Вам надо уезжать отсюда, – сказал Илья, когда почувствовал, что она его услышит.

– Да, да! Мы уедем, мы сегодня же уедем! – неожиданно согласилась она, снова разрыдавшись.

– Ну не плачь же…

– Мне страшно, – прошептала она, – мне так страшно… я больше не смогу войти в этот дом.

– Если тебе надо собраться, я могу пойти с тобой и помочь. Со мной можешь ничего не бояться.

– Да? Кроме тебя самого? – она залилась слезами, – нет уж.

– Ну почему ты мне не веришь? Я же вытащил тебя оттуда.

– Тоже мне, подвиг! – она хлюпнула носом.

– Ну, не подвиг, конечно… – вздохнул Илья.

– Расскажи мне, как все было, – попросила она сквозь слезы.

– Как? Пришел, забрал девчонок… потом собака тебя нашла в подвале. Ну, я тебя взял и принес сюда. Да, еще… Мне пришлось стекло на кухне выбить, у вас же было заперто. И дверь в подвал я раскурочил… Вот и все.

– Все? – Вероника подняла на него опухшие глаза, – и ты никого не видел?

– Видел, конечно. Вот ты успокоишься, и мы поговорим, хорошо?

Она высвободилась из его объятий и села на кровати рядом с Ильей.

– У тебя нет носового платка? – спросила она.

– Где-то у Сережки должны быть… Может, ты лучше умоешься?

Она кивнула и поднялась, но качнулась, и Илье пришлось поддержать ее под локоть.

– Голова кружится… – попыталась она оправдаться.

– Это от слез, – успокоил ее Илья, – сейчас выпьем чаю крепкого, и все пройдет.

Она поморщилась:

– Я люблю кофе.

– Чего нет – того нет. Да и варить его я не умею. Чай тоже хорошо.

Вероника огорченно кивнула.

Илья поставил чайник и накрыл на стол: нарезал остатки вафельного торта, переложил конфеты из пакета в пластиковую мисочку, оставшуюся от какой-то быстрорастворимой лапши, и насыпал в тарелку ванильных сухариков.

– Может, хочешь йогурта? – спросил он Веронику, льющую воду в умывальнике.

Она покачала головой.

– Ты же ничего не ела. Я Сережке хорошие йогурты покупаю, не беспокойся.

Он вытащил из холодильника упаковку и показал ей. Но, судя по тому, как скривилось ее лицо, такого внутрь она не употребляла.

Крепкий чай и вправду Веронику взбодрил, она с сомнением потянулась к конфетам, как будто боялась от них поправиться, но через пять минут около ее чашки появился пяток аккуратно сложенных фантиков. От ее скептического взгляда на стол не осталось и следа, хотя поначалу она осмотрела его в высшей степени презрительно.

– Я так последний раз пила чай у бабушки в деревне, – улыбнулась она, наконец, – только у нее был электрический самовар. И стаканы в подстаканниках.

– Стаканы мы перебили, – хмыкнул Илья, – и решили новых не покупать, много возни с битыми стеклами…

– А это что? – она ткнула пальцем в три деревянных кружки, стоящие на холодильнике.

– Это Сережка попросил сделать. Как у викингов.

– А можно мне посмотреть?

– Пожалуйста, – Илья пожал плечами и потянулся за кружкой.

Вероника покрутила кружку в руках и заглянула внутрь:

– И что, из них можно пить? – усмехнулась она.

– А почему нет? Конечно, можно.

– А знаешь, это стильная вещь. Я бы не постеснялась в таких кружках подать гостям пиво.

– Ну, вообще-то, ты живешь в доме, который я срубил. Так что, ничего удивительного в этом нет.

При воспоминании о доме лицо Вероники помрачнело, она опустила глаза и перестала жевать ванильный сухарик.

– Что мне делать? – помолчав, спросила она.

Илья пожал плечами:

– Уехать. Я не хотел тебя расстраивать, но мне надо это сказать. Вас согласились оставить в живых только при условии, что вы уедете.

– Но ведь срок был – до Купалы, разве нет? – она хитро прищурилась.

– Тебе не стоило говорить о том, что ты хочешь уничтожить избушку. Это их разозлило, они испугались, понимаешь? Чтобы унести тебя оттуда, мне пришлось пообещать, что я все тебе объясню, и ты уедешь.

Вероника задумалась, но как всегда услышала совсем не то, что Илья хотел ей сказать:

– То есть, они меня боятся?

Илья сжал губы: