— Ну, что, парень, — Валера ласково улыбнулся, — пора домой? Пора, мой друг, пора, как говорится. Потому что сердце покоя просит. Ну и надоели же вы мне все, — нараспев протянул он, растягивая рот в ещё более ласковую улыбку. А куда уж более? Может, он был счастлив?.. А может, только казался себе. Таким.
Проворову было нехорошо, тоска сидела в душе его. Было понятно, почему он пришёл сюда: вылететь из института сейчас, когда осталось всего-то ничто, какие-то полтора года, вылететь сейчас было глупо. Всё равно диплом получать надо, хотя… зачем он ему? Он занят таким интересным ему делом… Нет, это и не дело вовсе. Это — жизнь, это — множество жизней, которые существуют в нём разом, и которые он переживает и проживает, которыми он живёт. И, если их остановить, прервать на время: на экзамены, зачёты, — мир станет тусклым сразу. Пустым. Мир потеряет смысл, потому что те жизни умрут… Мир станет похож на список вещей и предметов, против которых надо будет проходя мимо ставить галочки, отмечаясь. И это будет жизнь? Его жизнь?
И всё же он пришёл на факультет.
— А Светлана Михайловна?.. — начал он, но Валера оборвал его.
— А Светланы Михайловны нету!.. — широко и картинно развел руками Валера. — Она теперь всё время на больничном. Выйдет на денёк и опять — на больничный. Так что я здесь теперь! Я!
— Болеет, что ли, что с ней?
Валера посмотрел странно, будто проверял: «Ты что, придуриваешься тут или точно не знаешь?»
— Иди, иди. Нечего дурачка из себя корчить.
Поведение Валеры было непонятно. И ответы его были непонятны. И разговаривать с ним было не о чем, так как он никогда ничего не решал, потому что решать ничего не хотел. Он был замдекана, и выполнял только чисто технические свои обязанности. Не более.
— Мне надо встретиться бы. С ней.
— Ты что, Проворов, ты что, не понимаешь, что встречаться теперь она ни с кем уже не захочет.
— Почему?
И тут лицо Валерия Семёновича изменилось. Будто маску с него сняли, в которой обозначена была его каверза, его вечный подтекст. Перед Петром сидел озадаченный и, кроме того, уставший совершенно человек, у которого масса вопросов, на которые ему кто же ответит? Дураков нет. Отвечать на вопросы дураков нет. Да и задавать те вопросы дураков нет. Вот и приходиться здесь сидеть и ехидные рожи корчить: «Ату, тебя, ату»…
— Ты что, так загулял, что мимо тебя всё проскочило? — Что?
— Ты дружка своего давно видел?
— Которого?
— Где ты был? Проворов!.. Девочка, любовь, что ещё?.. Боже! Где тот Урюпинск?..
— Какой Урюпинск, Валерий Семёнович? — с Валерой творилось что-то непонятное. Таким его никто не видел. Он где-то потерял того хамоватого бодрячка, что вечно сидел в нём, где-то обронил, верно… Пётр видел перед собой нормального, усталого и давно уже лысеющего человека. И желтизна была в лице. Может, это печень…
— Урюпинск, это из анекдота одного, — сказал Валера и, на всякий случай, добавил, — неприличного…
Знаем мы эти неприличные анекдоты!.. Про Урюпинск.
— Я ведь тебе ничем не помогу, а Светлана Михайловна и побоится. Просто побоится. Два дня сессии, потом каникулы. А потом: приказ об отчислении… С преподавателями договоришься? Чтобы в каникулы приняли?
— Не знаю.
— Договоришься, я допуск к экзаменам дам.
Это было невероятно, чтобы Валера так просто…
— Сможешь договориться?
— Не знаю.
— А ты прогнись. Слезливую историю придумай. Только не про болезнь мамы. Это не пройдёт. И про любовь не выдумывай. Не пройдёт. А вот про болезнь подружки… Автомобильная авария там… Сшибли на пешеходном переходе. Нет, что-то нелепое у меня получается. — Он рассмеялся вдруг:
— У меня ощущение, что я отупел. Меня такие истории не убеждают. Боже правый, чем я занимаюсь!.. Что я говорю? Ты лучше со своим дружком посоветуйся. Он в этом деле мастак. Всех так классно надул.
— Какой дружок?
— Да Анатолий твой.