Придворное общество

С помощью систематического исследования фигураций можно, к примеру, показать, что человек в позиции короля, даже в эпоху Людовика XIV, правил отнюдь не столь «неограниченно» — если понимать это так, что его действиям и власти не положено никаких границ. Как мы увидим ниже, понятие «абсолютного властителя» создает ложное впечатление. С этой точки зрения исследование общественной позиции абсолютистского короля вносит вклад в решение более значительных проблем, на которые отчасти мы уже указали: как вообще возможно, чтобы один человек был в состоянии долгие годы сохранять свою позицию властителя, прямо или косвенно принимающего решения о судьбе сотен тысяч, а может быть, и миллионов людей, и ту значительную сферу свободы, которую ему дает эта позиция? Какое развитие совокупности взаимозависимых людей, какая их фигурация дают возможность для образования центральной позиции с особенно значительной свободой выбора — такой свободой, которую мы называем терминами «абсолютизм» или «автократическое господство»? При каких условиях образуются общественные позиции единоличного господства, предоставляющие своим обладателям особенно высокие возможности власти по сравнению с другими позициями? Почему, собственно говоря, сотни тысяч людей повинуются одному-единственному человеку не только в кризисной ситуации, но и при нормальном ходе обычной общественной жизни? А когда речь идет о королях — почему люди повинуются не только одному человеку на протяжении всей его жизни, но, может быть, и его сыну, и его внуку, короче, членам определенного семейства в продолжение многих поколений?

13.

На сегодняшний день социология господства самым плодотворным образом разработана в трудах Макса Вебера. Его отличающиеся широтой охвата рассуждения[4] представляют собою золотую жилу социологических открытий, которая далеко еще не исчерпана до конца. Однако его метод, по сравнению с избранным здесь, был экстенсивным, а не интенсивным: Вебер пытался разработать модели — «идеальные типы» в его терминологии, — которые основывались на взвешенном сопоставлении, по возможности, всех известных истории на данное время феноменов одного определенного типа. Соответственно, он собрал и обильные материалы для построения модели того типа господства, к которому можно отнести рассматриваемую здесь форму правления. Мы находим их в его работе о «патримониализме». На веберовском языке рассматриваемую здесь форму господства можно было бы, вероятно, классифицировать как традиционное господство на пути перехода от патримониализма к султанизму[5], или же как одну из «сильно централизованных патримониальных бюрократий»[6], о которых он справедливо говорит, что для них, в противоположность феодализму, исторически важен часто игнорируемый наукой фактор: торговля.

Но именно потому, что Вебер пытался обработать такую гигантскую массу отдельных наблюдений, модель того, что он называл патримониализмом, оказалась чересчур шаткой. Она грозит распасться у него в руках. И для дальнейшей разработки она оказалась до сих пор в общем и целом менее плодотворна, чем его прочнее построенная модель харизматического господства. В этой последней мы имеем перед собой модель кризисного типа единоличного господства. Как известно, она описывает тип властителя, который пытается утвердиться вопреки существующему привычному порядку вещей и поддерживающим этот порядок правящим группам с прочными позициями; делает он это с помощью других групп, обычно тех, что были дотоле маргинальными. Центральная группа абсолютистского единоличного господства, которую мы будем исследовать в дальнейшем, представляет собою во многих отношениях прямую противоположность харизматического единоличного господства. Разрабатываемая здесь модель описывает единоличное господство, ставшее устойчивым, привычным порядком. Материал, на котором она основана, намного ограниченнее того, который использовал Макс Вебер для разработки своих моделей традиционных, нехаризматических типов господства. По сравнению с экстенсивным использованием исторических свидетельств интенсивное исследование одного-единственного режима, как нам казалось, представляет некоторые преимущества для построения социологической модели нехаризматического единоличного господства. В ходе подобного исследования мы можем выяснить до малейших деталей, какое распределение власти и какие специфические привычные порядки позволяют отдельному человеку удержаться в течение всей своей жизни на вечно полной риска, вечно находящейся под угрозой позиции могущественного единоличного властителя. Модель «механизма королевской власти», разрабатываемая здесь, составляет ядро того ответа, который мы в данном исследовании даем на поставленные выше вопросы об условии подобного единоличного господства.