– Вы снова хотите рассуждать о тонких вещах, – ответил Джулиано Маньифико. – Вот увидите, каждый раз будете только хуже биты. Итак, послушайте. Я соглашусь с вами, что теплота сама по себе совершеннее, чем холодность; но там, где речь идет о вещах смешанных и сложных, это не действует. Иначе более совершенным было бы то тело, которое горяче́е; но ведь это не так: наиболее совершенны тела, имеющие умеренную температуру. Добавлю, что женщина по составу холодна лишь сравнительно с мужчиной, который по причине излишней теплоты находится дальше от умеренности; но сама по себе она умеренна или, во всяком случае, более мужчины склонна к умеренности, имея в себе ту влажность, пропорциональную естественной теплоте, которая в мужчине из-за излишней сухости чаще испаряется и иссякает. Она имеет также такую холодность, которая сопротивляется естественному теплу и умеряет его, приближая к умеренности; а в мужчине избыточное тепло часто доводит тепло естественное до крайней степени, и оно, по недостатку того, что могло бы его питать, испаряется. Отчего мужчины, в акте зачатия больше теряя влагу, чем женщины, часто бывают меньше их полны жизненной силы, – так что в этом совершенство можно даже скорее приписать женщинам, которые, живя дольше мужчин, в большей степени, чем они, исполняют намерение природы.
О тепле, которое изливают на нас небеса, сейчас незачем говорить, потому что этот пример ничего не дает для нашего обсуждения; ведь, поскольку это тепло сохраняет все вещи в подлунном мире, как теплые, так и холодные, его нельзя рассматривать как нечто противоположное холодности. Но робость женщин, пусть даже имеющая вид некоего несовершенства, возникает из похвального качества – тонкости и чувствительности жизненных пневм, которые моментально представляют уму чувственные образы, и поэтому легко приходят в волнение от внешних вещей. Ведь зачастую можно видеть людей, которые не боятся ни смерти, ни чего-либо другого, но при всем этом их не назовешь храбрыми, потому что они не сознают опасности и, подобно бессловесным, идут туда, где видят дорогу, ни о чем прочем не думая; и все это лишь от грубости нечувствительных пневм. Поэтому о безумном нельзя сказать, что он отважен. Истинное величие духа происходит из сознательной решимости и ясного изъявления воли поступить так-то, ценя честь и долг выше всех опасностей на свете, – когда человек, даже видя перед собою явную смерть, сохраняет такую твердость сердца и души, что чувства не сковываются, не помрачаются ужасом, но делают свое дело, осознавая и осмысляя должное так, будто находятся в полном покое. И мы видели и знаем многих мужчин такого рода, но знаем также и многих женщин, которые и в древности, и в наше время выказали величие духа и явили миру дела, достойные немолчной хвалы, не меньшие тех, что совершили мужчины.
– Эти дела, – вставил Фризио, – начались, когда первая женщина, согрешив сама, ввела и прочих в грех против Бога, оставив человеческому роду в наследство смерть, недуги, скорби и все те горести и бедствия, которые он терпит и по сей день.
Джулиано Маньифико и тут не замедлил с ответом:
– Раз уж вам пришла охота забраться в священные предметы, – неужели вы не помните, что это преступление было исправлено тоже некой Женщиной, принесшей нам намного больше пользы, чем та, первая, вреда? Настолько больше, что вину, оплаченную такими заслугами, даже называют счастливейшей?{364}
Не мне бы вам говорить, насколько достоинства всех человеческих существ, сколько их ни есть в мире, ниже Госпожи нашей Пресвятой Девы, чтобы не смешивать вещей божественных с этими нашими глупыми рассуждениями. Не мне бы вам рассказывать, сколько женщин с неизмеримой стойкостью предали себя на жестокую смерть от рук тиранов ради имени Христова или о тех, которые в ученых состязаниях посрамили множество идолопоклонников. А если вы скажете мне, что то совершилось чудом и благодатью Святого Духа, я вам отвечу, что никакая доблесть не заслуживает стольких похвал, как та, что доказана свидетельством самого Бога. А о многих других женщинах, о которых сейчас не будем говорить подробно, вы и сами можете узнать, особенно читая святого Иеронима, который некоторых своих современниц возвеличивает такими дивными похвалами, каких хватило бы на самого наисвятого из мужчин{365}.