Придворный

Однако, раз уж мы в это углубились, приведу лишь то, что является, как вы знаете, мнением мудрейших: мужчина подобен форме, а женщина – материи{360}: как форма совершеннее материи и даже дает ей существование, так мужчина гораздо совершеннее женщины. И помнится, я некогда слышал, что один великий философ в неких своих «Проблемах», задаваясь вопросом: «Отчего естественным образом женщина всегда любит мужчину, первым получившего от нее любовные утехи, а мужчина, напротив, ненавидит женщину, которая первая соединилась тем же образом с ним?» – в качестве причины приводит то, что в этом акте женщина получает от мужчины совершенство, а мужчина от женщины – несовершенство; а каждый от природы любит то, что делает его совершенным, и ненавидит то, что делает его несовершенным{361}. Есть и другой сильный довод в пользу совершенства мужчины и несовершенства женщины: вообще любая женщина желает быть мужчиной, повинуясь природному инстинкту, который побуждает ее стремиться к своему совершенству.

XVI

Маньифико не задумываясь ответил:

– Бедняжки желают быть мужчиной не ради того, чтобы сделаться совершеннее, но чтобы, получив свободу, вырваться из-под того господства, которое мужчины захватили над ними своей собственной властью. И сравнение с материей и формой отнюдь не ко всему приложимо; ибо мужчина женщине придает совершенство не так, как форма – материи. Материя от формы принимает само свое существование и без нее существовать не может; напротив, чем большее количество материи имеют формы, тем они менее совершенны, а всего совершеннее они в отдельности от материи{362}. Но женщина не получает от мужчины свое существование; но как она получает от мужчины свое совершенство в качестве женщины, так и сама делает совершенным мужчину, и вместе они становятся способны к порождению, чего ни один из них не может сам по себе.

Причину же постоянной любви женщины к своему первому мужчине и ненависти мужчины к своей первой женщине я вижу не в том, как определяет ее ваш философ в своих «Проблемах», а в постоянстве, устойчивости женщин и в непостоянстве мужчин, и не без причины, коренящихся в их природе: мужчина, будучи горяч, из этого качества берет легкость, порывистость, непостоянство; и наоборот, женщина из своей холодности – покой, серьезность, более устойчивые впечатления.

XVII

Но тут синьора Эмилия, потеряв терпение, обратилась к Маньифико:

– Ради Бога, как-нибудь уже кончайте с этими вашими «материями» и «формами», мужчинами и женщинами и говорите так, чтобы вас понимали. Мы хорошо расслышали и поняли то дурное, что сказали о нас синьор Оттавиано и синьор Гаспаро, но каким образом вы нас защищаете, решительно понять не можем. И мне сдается, вы ушли от темы, так и оставив у нас в душе дурной осадок от речей наших врагов.

– Не называйте нас таким словом, синьора, – отвечал синьор Гаспаро, – потому что его скорее заслуживает синьор Маньифико, который, расточая женщинам фальшивые похвалы, показывает, что истинных и не существует.

Но Маньифико не смутился:

– Не сомневайтесь, государыня, на все будет дан ответ. Но я не собираюсь говорить о мужчинах несправедливых грубостей, подобных тем, что были сказаны о женщинах. И, случись кому-нибудь записать наши беседы, не хочу, чтобы на месте «материй» и «форм» оставались только доводы, приведенные против вас синьором Гаспаро, безо всякого ответа.

– И все-таки я не понимаю, синьор Маньифико, – не ослаблял между тем напора синьор Гаспаро, – как вы, признавая, что женщина по своему телесному составу холодна, а мужчина горяч, можете отрицать, что он по природным качествам совершеннее. Ведь тепло куда благороднее и совершеннее, чем холод, ибо оно активно и производительно; и, как вам известно, небеса изливают сюда, на землю, только тепло, а не холод, который не входит в дела природы. И, как я думаю, то, что женщины по своему телесному составу холодны, как раз является в них причиной боязливости и робости{363}.

XVIII