Приеду к обеду. Мои истории с моей географией

Потом повели на Яр Любви, высоченный обрыв весь в старинных березах, с которого открывается вид на заливные луга, вековой бор да речку Лосиху. Именно там, по Яру, наверное, мой дед катал бабушку на своем гнедом Орлике, зубы заговаривал да замуж уговаривал. Уговорил. Папа в Косихе и родился.

И теперь здесь вовсю народные гулянья, дым коромыслом, ремесленники, мастера, кулинары, песни всю дорогу, благодать! И вид этот невозможный, и запах духмяный, и жар от земли, и самогонка кедровая, и угощения, и песни вдалеке, и люди душевные, и самовар на шишках да чай на травах, так и не уходила бы с обрыва. Особое там состояние. Улыбчатое. Я девушка не восторженная, но тут постоянно удивлялась какой-то безудержной красоте и размаху. А может, и восторженная…

И еще радость одна случилась – из Барнаула и Бийска родственники приехали со стороны деда, того, настоящего, Петкевича, по линии дедова брата. Скромные, достойные, чертами похожие. Первый раз увидела, но кровь-то не обмануть, выпили, фотографии порассматривали, посидели, поговорили, помолчали. Было о чем помолчать-то, было…

Благодарю всех моих косихинских за любовь, память и уважение, поклон всем вам. Под конец женщина подошла сфотографироваться: «Хочу, чтоб вы знали, нас 20 учителей, специально приехали к вам сюда за 300 километров!»

А на выезде из Косихи почти настоящее голубое море – лен зацвел, как раз к отцову празднику…

#######

Были еще в Сростках у Василь Макарыча Шукшина. Место славное, раздольное, спокойное какое-то, доброе. Школа, в которой он учился, вся с иголочки, музеем стала. Там сохранили класс, где он сидел, оставили, все как есть. Много успел за свою короткую жизнь, выплеснулся весь. А меня больше всего убило письмо его матери, которая пережила сына на долгих четыре года. Ездить в Москву, где он похоронен, мать не могла по здоровью, писала ему ежедневно письма и посылала на могилу… Простая деревенская женщина сказала за всех матерей, потерявших дитятку… Почитайте. Поплачьте…

«Сыночка, дите мое милое, не могу я до тебя докликаться. Сердечушку моему в груди места мало, горло мое сжимает, хочу вслух крикнуть – голоса нет. Сокол ты мой ясный, знал бы ты как тяжело твоей любимой мамочке и тёмная ноченька меня не может успокоить. Говорят со мной – я их не слышу, идут люди – я их не вижу. Одна у меня думушка – нет моего дитя милого на свете.

Голубь ты мой сизокрылый, солнце ты моё красное, приснись ты, дите милое, мне во сне, обогрей ты моё истерзанное сердечушко. Милый, милый ты мой дитенок, расскажи ты мне про свою несчастную смертушку, что же с тобой, дите мое, случилось? Не думала я о таком великом горюшке. Сыночка, приснись, расскажи, дитеныш мой ненаглядный. Навалил ты на меня тоску со всего света белого. Жду я тебя, дитенок, жду, откуда жду – сама не знаю. Милый ты мой, милый, на кого же ты всех нас покинул? Ласка ты моя ненаглядная, как же ты мог расстаться со своей любимой семеечкой? Ты их любил: жену и малых детушек, да всех ты нас любил, никого не обидел, сын ты мой ненаглядный, дите мое, дите милое. Расступись ты, мать сыра-земля! Покажи мне дитя милого. Дитенок мой, дитенок, прости меня. Я тебя потопила своей слезою горькой. Не могу я ни на одну минуточку забыться. Были бы у меня крылышки – я бы каждый день слетала на твою могилочку. Мне бы легче было, дитенок милый. Дитенок, любил ты от меня письма получать – вот я и пишу, может, тебе добрые люди прочитают. Ну, милое мое дите, сын ты мой любимый, светлая тебе память, ласка ты моя несчастная… Мамочка».

Зима 1975 г.

#######