Приехали!

Потому как слова такого мелкобуржуазного – "чьё" – более не существует. Потом вожди слегка опомнились и пошли на попятную. Временно, конечно, до полной победы коммунизма. И сделали некий компромисс. Собственность поделили на частную и личную. Частную так и оставили под запретом с соответствующими статьями в уголовном кодексе, а личную вроде как разрешили. Что-то типа – всё, что ты себе в квартиру приволок, по советским понятиям честно заработав, то вроде это твоё, и никто на собственность твою покушаться не должен.

Ну, вроде всё стало на свои места. Появилась некая логика в накоплении и распределении богатств. Кто-то накапливал побольше. Другой поменьше. Кто-то мог похвастаться чешской стенкой с хрусталём. А кто другой обходился бабушкиным сундуком с «люмяневыми» кружками. Но всё равно всё вроде логично и честно. Идиллия эта продолжалась долго – до эпохи массовой эмиграции, до тех пор, пока отъезжающие не стали исчисляться тысячами. И тогда коммунистические правители вспомнили, что чегой-то в понимании собственности не доработали. Спросить было вроде уж некого. В Коммунистическом Манифесте про это ни слова. Поэтому пришлось самим додумывать, дополнять новыми идеями Карло-Марксовский манифест. И вот появилось такое понятие, как народная собственность. То есть всё личное за одним объявлялось народным с прилагаемым к нему длинным списком того, что Народ к вывозу разрешил, а чего велел оставить. Следить же за неукоснительным соблюдением новых законов было предложено таможенной службе. Товарищи же отъезжающие, плохо ознакомившиеся со сводом законов таможенной службы, обычно подвергались штрафам с конфискацией. Ну, а особенно одарённые товарищи, решившие серьёзно нарушить таможенные правила, отправлялись в места удалённые, где на свежем воздухе они могли глубоко и внимательно продолжить изучение свода таможенных законов.

Список товаров, запрещённых к вывозу постоянно обновлялся и дополнялся новыми наименованиями представляющих, по мыслям советских вождей, необычайную ценность и попадающих в категорию народного достояния. Термометры, горчичники, наручные часы, болгарские сигареты были признаны народной собственностью. В этот бесконечный список также вошли англо-русские словари на 50 тысяч и более слов. Очевидно, что советская власть посчитала литературный английский язык также незыблемым достоянием советского народа. Ну, а о таких вещицах, как золотые колечки, цепочки, серёжки, и говорить не приходится. Ибо, как в своё время писал Булгаков в своём бессмертном произведении Мастер и Маргарита, "… вы тут упорно отказываетесь сдать оставшееся у вас золотишко, в то время как страна нуждается в нём. Вам же оно совершенно ни к чему, а вы всё-таки упорствуете…"

Ну ладно. Введение слегка затянулось, хотя и не оказалось абсолютно бесполезным, ибо, как мне кажется, создало тот незабываемый дух советской эпохи – границы на замке и неподкупные работники таможенной службы. Ну а теперь перейдём конкретненько к одному бывше-советскому товарищу, моему хорошему знакомому, который и рассказал мне эту историю.

Жил да был на свете один маленький мальчик, обыкновенный московский школьник, увлекшийся коллекционированием монет. Говоря по-научному – юный нумизмат. По воскресным дням он получал от родителей рубль и торопился во взрослый клуб нумизматов, где его взрослые дяденьки обманывали, втюхивая за рубль какие-то не имеющие ценности монетки. Потом мальчик подрос, поумнел. Но своё увлечение не бросил, а продолжал всё также ходить в клуб нумизматов. Ходил, менял, покупал, обманывался, обманывал сам. Что поделаешь. С волками жить – по-волчьи выть. Но в результате к своим 30-и годам он скопил неплохую коллекцию монет. Ну а потом подули иные западные ветра. Он также, как и многие другие, засобирался за границу. Начал собирать чемоданы с бельишком, одеждой, да и прочими товарами на первое время заграничной жизни. И неожиданно для себя он выяснил, что его коллекция, на самом деле, вовсе не его, а народная. И посему – либо-либо: либо предстоит расстаться со своими драгоценными монетками, либо… Страшно сказать. Совершить преступление против народа и попытаться вывезти коллекцию противозаконным путём.

"Так повёз он свою коллекцию, или нет?" – вы, читатель, сразу захотите задать вопрос.