Приехали!

– Ну шо? – покровительственно обратился начальник. – Нэ знайшов ничога?

– Так вещей у них сколько, – пожаловался таможенник.

– Ничога, – отозвался главный, – знойдём.

Дальше он дал отмашку своим подчинённым:

«Приступайте».

Троица потрошителей приступила. Прежде всего они стащили все чемоданы в одно место и просто высыпали содержимое в одну огромную кучу. После чего они приступили к, если так можно выразиться, «сортировке и проверке вещей». Главный таможенник сидел рядышком на стуле, с удовольствием наблюдая за спорой работой своих подчинённых. Подчинённые же потрошители профессионально мяли вещи, прощупывая швы, простукивали чемоданы, пытаясь вычислить двойное дно. Разбирали матрёшки на части, раскручивали электрические приборы, нисколько не заботясь о том, чтобы собрать их обратно. То есть шёл нормальный лагерный шмон. Товарищ мой уже молчал и лишь тихо уталкивал отброшенные в сторону "растаможенные" вещи в такие же "растаможенные" чемоданы.

Гора вещей, подлежащих проверке, тихонько таяла. Начальник же таможни уже начал нервно ёрзать на стуле. Он всё ещё надеялся услышать радостный вопль своего лучшего сотрудника: "Нашёл!" Но слышался лишь рабочий стук, шелест вещей и матюги таможенников. Наконец, последний шов на одежде был прощупан, последний чемодан простукан и последняя детская игрушка проткнута спицей.

"Ничего!" – как бы сказала троица таможенников, картинно разведя руки. Начальник грустно посмотрел на них и вдруг лицо его засияло.

– Знаю, где прячешь! – радостно закричал начальник таможни, похлопав себя при этом по своей жирной заднице. – Пройдёмте, гражданин. Тут недалеко.

– Куда! Прав не имеете! – попытался прокричать мой товарищ.

Начальник же таможни в ответ на это начал лишь безудержно хохотать. Видимо, замечание моего товарища насчёт прав показалось ему очень смешным.

– Тут рядышком. Недолго! – сообщил начальник, вволю нахохотавшись.

Действительно, начальник не соврал. Вся процедура заняла не больше 5 минут. Что ни говорить – профессионалы! Но известие "ничего нет" подействовало на начальника таможни не просто удручающе, а трагически. Ещё минуту назад он безудержно хохотал, вальяжно расхаживал, бросаясь белорусскими и украинскими словечками, то теперь он перешёл на почти что литературный русский язык. Вальяжные шаги превратились в мелкие шажки, а глаза начали блестеть от навернувшихся слёз. Было ясно, что профессиональная честь таможенника была серьёзно задета.

Он продолжал семенить рядышком с тележкой, которую толкал мой товарищ, безнадёжно выговаривая:

– Знаю, что везёшь, знаю! Поймать только не могу! Он так и проводил моего товарища до дверей таможни, до той самой жёлтой полосочки, отделяющей Советский Союз от всего остального мира. И когда тележка пересекла эту линию, начальник таможни закричал срывающимся голосом:

– Ну ты уже там. Не мучай. Скажи, как вывез!

Товарищ же мой лишь сложил из пальцев правой руки большую фигу и показал своему провожатому.

Ну а теперь вам, читатель, вопрос на засыпку. Ну что, вывез товарищ свою коллекцию монет?

"Нет! – по-видимому скажете вы. – Проскочить через видавших виды таможенников-потрошителей было невозможно!"

Так вот, открою я вам один секрет. Провёз-таки товарищ мой свою бесценную коллекцию. И ещё, так уж и быть, расскажу я вам, как это он сделал. Воспользовался он тем самым таможенным правилом, предназначенным именно для того, чтоб никто не ускользнул и ничто не проскользнуло. А именно тем, что за границу следовало ехать двумя поездами. В тот самый поезд "Москва-Вена", на котором предстояло после таможенной проверки следовать моему товарищу с семьёй, садится в пункте отправления, в Москве, его товарищ, который и едет до… Всё равно до куда, ибо места эти до пограничной станции Брест всё равно будут пустовать. Далее на верхнюю багажную полку (знаете, есть в вагоне такая над входной дверью) закидывает он альбом с монетками, прикрыв его обыкновенным вагонным одеялом. Но это ещё не всё. Далее самый главный момент. Возле столика под лавкой он оставляет открытую сумку с бутылкой водки и колбасой, якобы забытую впопыхах пассажиром. После этого товарищ сходит и теряется в толпе. Дальше всё происходит в соответствии с таможенной инструкцией. По вагону идут два пограничника с собакой овчаркой. Они должны проверить вагон на контрабанду. По замыслу советской таможни, пограничники обладают зорким глазом, острым умом, а приданная им в подчинение собака отличным нюхом. И вот в собачьем нюхе-то как раз всё и дело. Заходит пограничный наряд в то самое купе, и тут пёс вырывает поводок из рук и бросается под лавку к открытой сумке.

«Как такое может быть! – вы скажете. – Немецкая овчарка – собака дисциплинированная, обученная строго исполнять команды».