Приэльбрусье. Дверь в чужие миры

– Жрать приготовьте, – не забыв сунуть за пояс свой тесак, и прихватить копье, и уже засыпая, мысленно попросил Страйка, – Если можешь, пригляди за ними, а если что, разбуди меня пожалуйста.

– Разбужу, – пообещал тот, – Мы не спим, нам ни к чему.

Проснулся я оттого что мне было душно и жарко, меня облепили мои последователи, вероятно решив, что я замерз, а может, потому что поленились сделать подстилку побольше. Я с хрустом потянулся, вылез из-под голых девиц, и пошел на улицу отлить, и освежиться. Пошел к ручью, машинально проверив шаки. Он, умница, дремал вполглаза, на своей подстилке за нашей палаткой. Поблагодарил Страйка и попрощался с ним. Подумав, я прихватил с собой рюкзачок и копье, мало ли хищник, какой забредет и, почуяв, что шаки проснулся, позвал его с собой. На пологом берегу ручья разделся по пояс, встряхнулся, умылся, и, почувствовав прилив сил, стал вычесывать своего мамонта, как по привычке его называл. «А почему бы так его и не назвать?» – подумал я и мысленно прошептал,

– Теперь твое имя Мамонт. Внезапно зверь забеспокоился, я коснулся его чувств и понял, что справа ветер несет какой-то кислый запах и смутный шум, вроде потрескивания ветвей. Я скользнул на берег, велев Мамонту стоять неподвижно. Накинув на себя шкуру, я рассовал в карманы файеры. Дотянувшись сознанием до спящих в моем чуме людей, я велел им просыпаться, брать оружие и веревки и скрытно пробираться к ручью, ориентируясь на Мамонта. Сам же, стараясь не шуметь, полез глубже в кусты, по пути постаравшись вкачать в шаки порцию гнева, но не сразу, мне было нужно, чтобы он сохранял боевой дух и не боялся файера, и в тоже время, чтобы был относительно вменяем, чтобы не потоптал своих. Я помнил, как он совершенно отключился, утаптывая мятежный шатер. Остальным воинам я тоже постарался придать уверенности, сообщив, что к нам крадутся враги, я их собираюсь попугать огнем, и напустить на них шаки. Я надел голову поверженного зверя как капюшон, и до меня запоздало стало доходить, что мой меховой плащ тоже сыграл свою роль в быстром усмирении племени, они боялись этого зверя, и страх этот проецировался и на меня. Я тут же решил разыграть и эту карту в предстоящей битве. Мне здорово повезло. Своих людей я успел расположить полукругом за своей спиной, без труда вычислил лидера вражеского отряда, бородатого воина в какой-то рваной шкуре и с громадным копьем в руках. Я затаился в небольшой ложбинке, под кустом, и он вышел прямо на меня. Подойдя к кусту он обернулся к своему воинству и стал что-то важно вещать, в этот момент я просто поднялся и приставил копье к какой-то прорехе в шкуре, на его животе, и со всей дури ткнул его. От его войска меня скрывала его туша и он, махнув рукой, с оборота навалился на копье. Я понял, как мои предки охотились на медведя с рогатиной. Мой враг от неожиданности завопил и рванул на меня. Копье мягко вошло в его брюхо, и мне оставалось только упереть его древком в землю и приподнять. Он начал дергаться и хрипеть, а потом замер, навалившись на копье, которое вышло у него из спины и горбом вспучило шкуру, которой он был обмотан. Я обошел его тушу, не откидывая своего страшного капюшона и вдруг неожиданно для себя заорал, что есть мочи:

– Лежать всем, быстро, мордой в землю!

Туша моего врага завалилась набок, и по его войску пронеслась волна, напоминающая морской прибой. Это падали мои коварные враги, кто в обморок, а кто, выполняя приказ. Некстати и сзади раздались те же звуки, и даже Мамонт шлепнулся на брюхо. Я понял, что немного переборщил с мысленным посылом, но в таком деле, чтобы выжить, лучше пере-, чем недо– .

Я заставил своих тоже перетрусивших воинов встать и собрать оружие у врагов, а их самих связать веревками, потом подумал и решил, что веревок все-равно не хватит, и велел врагам полсти на четвереньках на центральную площадь, а своему воинству приказал идти по краям этого людского потока и направлять их в правильном направлении, а непослушных колоть копьями. Непослушных так и не выявилось, поэтому медленный поток согбенных спин дополз, в конце концов, до площади, и я выяснил, что их, в сущности, не так уж и много, по крайней мере, меньше, чем моих нынешних подданных. Я велел Пака разыскать меня, а когда он вынырнул у меня из-за спины, прятался он там что ли, спросил, знает ли он кого-нибудь из этих пленных.

– Конечно, – ответил Пака, – всех знаю.

– И кто это? – Спросил я, – рассказывай все, не тяни, и что им приспичило напасть на вас.

Пака смело окунулся в толпу пленных, тоже кое-как одетых в грязные шкуры, поговорил там с кем-то и снова вынырнул возле меня.

– Их привел вождь, это соседнее племя, они думали, что у нас еще нет вождя, хотели захватить нас и сделать своим племенем. Отнять наших женщин, а мужчин заставить работать. А еду нашу съесть. Но ты убил их вождя, и теперь ты и их вождь тоже. Их шаки, женщины и дома в лесу, недалеко. Что прикажешь им вождь, и сколько женщин возьмешь себе?