Приэльбрусье. Дверь в чужие миры

Я сначала хотел отказаться, но затем подумал, а может и среди них есть телепаты, надо проверить, и велел распорядиться, чтобы их лагерь перемещался сюда. Пака что-то прокричал, из толпы пленных вскочило человек пятнадцать и куда-то побежало.

– Ты что, отправил их за своим добром? – спросил я чем-то довольного Паку.

– Ну да, я им сказал, что, если они не поторопятся, ты опять превратишься в харо и съешь их.

– А почему на том берегу ручья нет хижин? Спросил я Пака.

– Так и здесь места хватает, а одному там страшно, вдруг харо придет, или еще кто…

– Вот и скажи, чтобы они свой лагерь там разбили, – велел я, и Пака серьезно покивал, сделав какие-то свои выводы.

В это время стали высовываться любопытные рожицы из наших вигвамов, сначала дети, потом взрослые, Пака уже по двадцатому разу пересказывал нашу героическую эпопею, как я понимаю, с каждым разом, что-то привирая. В конце концов, я велел неофитам сваливать на другой берег ручья и готовить площадку под свои вигвамы, а Пака велел сообщить всем, что я иду обедать и, если мне в моем чуме не будет еды, я кого-нибудь съем из неудавшихся поваров. Пака все воспринял буквально и молниеносно исчез, а я пошел к куче палок, которые эти бедолаги по недоразумению считали оружием. В основном это были шесты с заостренным и обожженным концом,, иногда с каменными или костяными наконечниками, но изредка попадались и металлические наконечники, я их откидывал в сторону, и вскоре набрал достаточно, чтоб вооружить свою группу. Отложив все оружие с металлическими наконечниками, я задался вопросом, откуда оно. Племя вполне соответствовало каменному веку, и я не заметил никаких признаков кузни или плавильных агрегатов. А вот каменные топоры и молотки присутствовали в этой куче в изобилии. Увязав охапку копий капроновым шнурком, я взвалил их на плечо и отправился к своему новому дому. Мое появление вызвало легкий переполох. Не знаю, что Пака им наговорил, но камни, которые должны были изображать столы, были заставлены едой, к моему удивлению растительная пища превалировала над мясной. Я подкатил камень поменьше в центр, в качестве стула, уселся на него и принялся дегустировать, не сразу заметив, что остальные стоят по ту сторону костра, на другой половине жилища. Я крикнул, показав на Пака,

– Принеси воды пить, – и тот, метнувшись куда-то в угол, принес деревянное ведро, наполненное водой. Ведро напоминало обрезанный ствол бамбука, только зеленовато-фиолетового цвета.

Я поел и отправился подремать, бросив на ходу,

– Кто еще не поел, налетайте на угощение, сейчас отдохну и дальше работать будем.

Пока я не лег, никакого движения не было, потом народ стал потихоньку подтягиваться к импровизированному столу, раздалось чавканье, какие-то переговоры, и я сытый и усталый, уснул. Во сне я ворочался, чувствовал, как кто-то теплый залезает ко мне под шкуру, но окончательно не проснувшись, снова заснул. Проснулся от того, что кто-то горячо дышит мне в шею, и обнаружил под боком голую девицу, старательно гревшую меня. Я отодвинул ее, и вылез к костру.

– Вставайте, кто слышит, – я это мысленно прошептал, почти не надеясь на успех.

Однако куча зашевелилась, вылез Пака, к которому присоединились еще четверо тел, одна из них оказалась давешней девицей, гревшей меня. Она накинула набедренную повязку, а голые груди так и остались дерзко торчать в разные стороны.

– Одеваемся и пошли на улицу, – прошептал я и выскользнул за порог, накинув свою шкуру.

Когда ко мне присоединились остальные, я оглядел свое воинство и решил, что могло быть и хуже. Выстроив их в одну линию легкими тычками, я подошел к каждому, кроме Пака, спросил, как его зовут и переиначив имя для своего удобства, тут же всех переименовал, получилось следующее: Пака, Кука, Шаша, Куси и давешняя девица Мара. Куси тоже оказалась девчонкой, лет семнадцати, Кука – пацаном тинейджерского возраста, а Шаша мужиком лет тридцати-тридцати пяти, по моему субъективному восприятию.