Приэльбрусье. Дверь в чужие миры

На первый взгляд долина была необитаема. На дне ее журчал какой-то ручей, вокруг которого росли кривые, разлапистые кустики и пучки травы. Где-то свистела невидимая птаха, да жужжала муха. А еще непрерывно, тихонечко звенело в ушах. Повинуясь какому-то наитию, я вернулся в пещеру, подобрал подходящие по размеру камни и заложил вход в лаз, из которого только что вылез. Спустившись к ручью, напился и, почему-то упарившись от этих незначительных усилий, снял куртку и завязал ее рукавами на поясе. В жестких горнолыжных ботинках ковылять было не очень удобно, вернее очень неудобно, поэтому я расшнуровал ботинки, и стал искать место для привала около ручья. Вскоре нашлась небольшая полянка, заросшая мелкой травой, с сухим бревном, вероятно прибывшим сюда с каким-нибудь паводком. Скинув куртку и ботинки, я умылся в холоднющей воде ручья, почистил одежду, и разложив ее сохнуть на бревнышке под ласковым солнцем, присел и наконец задумался, куда-же меня привела эта пещера. Повспоминав карту, которую я изучал перед поездкой, так и не понял, куда же меня могло занести, притом, что чувство направления меня обычно не подводило. Отдохнув, встал набрать валежника для костра. В термос набрал воды из ручья, у меня оставалась еще пара бутербродов, и я надеялся отдохнуть, потому, что на меня накатила волна усталости и недомогания. Обрезав ботинки под размеры калош, натаскал в пещеру мелких веток кустарника и травы, добытой с помощью моего кривого походного ножа, который меня не раз выручал, вырубая из кустов влетевшую туда Ленку. При воспоминании о ней потеплело в груди и захотелось тут-же вернуться назад, во вчера, или позавчера? С чувством времени тоже творилась какая-то ерунда. В пещере я прилег и вырубился. Проснувшись, ощутил жар, понял, что у меня температура, все тело ломило, попробовал подтянуть поближе термос с водой и опять впал в забытье. Мне снились какие-то фиолетовые шары, уколы, страшная слабость, напоминающая смертную тоску, и прочие кошмары. Когда я очнулся, слабость была моим основным ощущением, но температуры не было, я выпил всю воду и опять упал в сон. Сколько длился сон, мне не ведомо, но проснувшись, я обнаружил, что смартфон совсем разрядился. Очень хотелось жрать. В рюкзачке оказалась еще пачка печенья и шоколадка, но они лишь раззадорили голод. Посоветовавшись сам с собой, решил набрать воды и возвращаться, прихватив с собой какие-нибудь палки, колья для того чтобы было удобнее раскапывать снежный завал, который меня закрыл в пещере на той стороне горы. Я был уверен, что прошел гору насквозь, и вышел в долину с теплыми источниками, хотя ни одного из них не видел. Сходил к ручью, набрал воды, вырезал три палки, с развилками на концах, походившие на лопаты и полез в дыру, из которой вылез. Разобрав камни, которыми заложил вход, внезапно уперся в скальный монолит. Вместо лаза была небольшая, глубиной меньше метра ниша. И все! Я подолбил скальное основание, в своем неверии в происходящее, пока не устал. Вышел на берег ручья, сел на камень и задумался, или просто впал в ступор, чувствуя себя больным, усталым и разбитым. Вернулся в пещеру и опять упал в нездоровый сон. Через какое-то долгое время вынырнул из забытья, обрезал ножом отросшие ногти, и выбрался из пещеры. Около ручья, откуда я пил долго и со вкусом, присел на корягу, торчащую из воды, и опять впал в прострацию.

Из задумчивости меня вывело какое-то дребезжание, шорох и скрип. Поозиравшись, я увидел, что в мою сторону двигается повозка, груженная сеном, как я подумал сначала. Когда это нечто переместилось ближе, я стал различать детали, вернувшие меня в действительность и повергшие в недоумение. Впереди шло какое-то животное, напоминающее донельзя заросшего мамонта, изжелта-зеленого цвета, голова которого оказалась увенчана коронообразными рогами, а хобот был какой-то укороченный, вполовину или треть от длины хобота слона. Этот мамонт тянул за собой не арбу, а волокушу, на которой восседал такой же заросший абориген, упакованный в шкуру того же цвета. Когда они подползли ближе, я увидел в волокуше какое-то копытное животное, явно добытое на охоте, поскольку из его бока торчала какая-то палка, напоминающая древко копья. Когда процессия поравнялась со мной, я немного поднялся по пологому берегу ручья и окликнул аборигена:

– Эй, что это за место, как называется?

Абориген закрутил головой, увидел меня, как-то толи рыкнул, толи взвизгнул и стал выдергивать палку из бока своей поклажи, а я, видя, что дело принимает нежелательный оборот, метнулся к рюкзаку и совершенно автоматически схватил файер. Развернувшись,

увидел, что абориген, размахнувшись своим копьем, послал его в мою сторону. Без труда увернувшись, я бросился вперед и дернул за шнурок, зажигая файер. Сноп огня, вырвавшийся из моей руки, обратил в паническое бегство и аборигена, и мамонта, затрубившего неожиданно сиплым и тонким, для своих габаритов, голосом.