Приемные дети войны

Сон, сумасшедший сон, который может привидеться только в концлагере…

…Ноздреватый снег хрустел под ногами. Соловьи, чуждые зимнему лесу, пели заливисто и громко.

Невдалеке от Васи, следя за каждым его движением, шмыгала между деревьев рыжая лиса. Он шел неторопливо, смотрел на странные, красноватого оттенка, кустики черники. Искал ягоды. Вот одна, вот вторая. Но стоило нагнуться, как ягода выпархивала из-под пальцев и растворялась в воздухе. Васька подпрыгивал за ними. Но напрасно. Не ухватить. Правда, один раз он сумел коснуться ягоды, разросшейся по размеру с футбольный мяч. Коснулся, и она тотчас лопнула, обдав лицо горьковатым миндальным запахом.

В погоне за "вкусненьким" Вася углубился в лес. И там решил применить другую тактику для поимки ягод. Под ловушку он приспособил глубокую яму, выкопанную руками. И стал приманивать ягоду: "Кис-кис-кис". Ягода поплыла по воздуху к нему навстречу, и улыбалась так обольстительно, что у него закружилась голова, он оступился и свалился вниз.

Когда же он поднял голову со дна вырытой им ямы, то увидел над собой уже не ягоду-чернику, а рыжую лису, которая осторожно, передними лапами, ссыпала на него землю, чтобы похоронить заживо.

— Что ты делаешь, гадина? — вспылил Вася.

— Погребаю.

— Кого? Меня?

— Ты очень догадлив, мальчик.

— Но я ведь еще живой.

— Это тебе только кажется. Ты мертвый.

— Потрогай меня. Я живой! — не унимался Вася.

— Нужно мне тебя трогать. Пусть тебя трогают лесные черви.

— Нет-нет, не закапывай меня! Я тебе еще пригожусь!

— А на что ты мне сдался, мальчик?

— Я буду охотиться на дичь и приносить тебе добычу. А ты будешь лакомиться куропатками и зайцами.

— Но у тебя нет ружья.

— Добуду!

— Где?

— Вырежу его из толстой ветки.

— Кривое у тебя получится ружье, мальчик.

— Нет, не кривое. А волшебное. В любую цель попадет — пожелай только!

— Почему же ты тогда гоняешься за черникой, а не убьешь коменданта концлагеря?

— До него далеко.

— А до зайцев и куропаток близко?

— И до них далеко.

— А до черники близко?

— Просто без черники мне нельзя возвращаться в барак, — признался Вася.

— Знаю, знаю. Я все про тебя знаю, — захихикала лиса. — И про сказочку вашу, сочиненную за колючей проволокой, знаю.

— Откуда ты знаешь о сказочке? — удивился Вася. — Она секретная!

— Для меня секретов нет, как и для лесного ветра. Он залетел в ваш барак и вынес оттуда секретную сказочку. Теперь о ней наслышаны все лесные звери.

— Не может быть…

— Наслышаны! Наслышаны! — раздалось со всех сторон.

И вмиг перед Васей предстали лесные обитатели: медведь, енот, рысь, барсук, еж и ворон.

— Нет таких секретов, которые не разгласит пролетный ветер, — сказала лиса. — Не согласен? Сейчас мы поведем твою секретную сказку по кругу, и ты убедишься, мальчик, все ее знают.

Первым начал медведь.

— Если выйти за пределы концлагеря и вступить в свободный лес, то…

— На одном из кустов черники, — продолжил енот, — можно обнаружить огромную ягоду, которая…

— При соприкосновении с пальцами, — подхватила эстафету рысь, — сразу же превратится в несокрушимого богатыря. А он…

Наступила очередь барсука.

— А он двинется со своим маленьким спутником на выручку всех остальных ребятишек. И…

— И разгромит весь концлагерь! — добавил еж.

— Но это всего лишь сказочка! — прокаркал с вызовом ворон.

— Понимаю, вы против меня… — пробормотал сбитый с толку мальчик.

— И ничего ты не понимаешь, — тявкнула лиса. — Понимать будешь потом. А сейчас слушай. Ты пошел в лес зимой, когда никакая черника не родится. И потому охотился всего лишь за ягодами собственного воображения.

— У меня чужого воображения нет! — сгоряча ответил Вася.

— Поэтому мы, дети Свободного леса, здесь и собрались. Мы поможем тебе.

— Помогите! Помогите! — закричал мальчик.

И внезапно проснулся: он лежал под самым потолком барака на жестких нарах, холодный пот тек по лбу…

9

— Никак Володя объявился!

Первой приметила появление Володи Гарновского во дворе дворничиха Пелагея Даниловна. В широченном, сшитом явно не по росту тулупе, огромных валенках она приближалась к мальчику с нехарактерной для нее медлительностью. Маленький солдат с болью в душе смотрел на изможденное лицо старушки, прежде очень бойкой и сварливой, а теперь какой-то снулой, точно за время оккупации истощившей весь запас жизненной энергии.

— Во-ло-дя! — выводила она по складам.

— Он самый, артиллерист-разведчик!

— Ох ты, господи, артиллерист…

— Бог войны!

Пелагея Даниловна порывисто обняла Володю, прижалась щекой к грубому воротнику его шинели. И Володе на мгновение вспомнилось, как она гонялась за ним и Колькой с метлой, когда они разбили футбольным мячом окно на втором этаже.

— Бог мой! Жив! А мы-то думали… И тебя, думали, замели…

— Я не дался.

— А вот корешок твой Колька пропал совсем. И Клавочку увезли немцы. Куда? А кто их знает? Анне Петровне обещали доложить, как прознают, да…

— Что? Что с Анной Петровной?

— Замели ее.

— Как так, "замели"? Расстреляли?