Приемные дети войны

И тогда, сам не зная как, по какому-то волшебной силы желанию, Вася вырастил незримую стену, прозрачную и непреодолимую. Между мамой и собой.

— Мама! Тебе сюда нельзя!

Часть шестая

1

Коля сидел на берегу ручья, в тени разросшегося кустарника. В его руках — удочка. Смастеренный из гусиного пера поплавок снуло покачивался на воде.

Ветви за спиной шелохнулись.

Паренек оглянулся и увидел лучащееся довольством лицо Никиты. Тот протиснул свое жилистое тело сквозь кусты и разместился рядом. Ни слова не говоря, стянул сапоги, опустил ступни в воду.

— Благодать-то какая!

— О красотах природы позже. Что с мостом?

— Вернулись.

— Я вижу, что вернулись.

— Быть теперь моей свадьбе.

— Что? — огорошенно спросил Коля. — При чем тут твоя свадьба? Меня интересует, как прошла операция, взорвали ли мост?

— Операция прошла. Я самолично подпалил бикфордов шнур. А свадьба предстоит.

— Если невеста даст согласие, — фыркнул Коля.

— Она согласие даст.

— Прежде сделай предложение.

— Предложение сделает за меня Анатолий Петрович. Я стесняюсь.

— Во-во! Ты стесняешься, слова разумного не говоришь, а весь отряд посмеивается, Полину заставляет краснеть.

— Она и без того "красна девица".

— Помолчи, баламут! Тебя за глаза кличут "партизанский Ромео", а ее — "партизанская Джульетта". Приятно это, да?

— Тебе-то, пацан, какое дело?

— Мое дело — сторона. Но обидно за Полину.

— Пусть Полина самостоятельно за себя обижается. Нашелся защитник! Я теперь, как вернулся с моста, выгляжу чисто "жених женихом" — так сказал Анатолий Петрович. Значитца, и свадьба теперь недалека. Вызовет он Полину к себе, скажет: так, мать, и так, хватит крутить хвостом, пора идти за Никитку.

— А ты, конечно, рад стараться, — усмехнулся Коля. — А не кажется ли тебе, балабол, что над тобой просто немного подшучивают?

— С какого резона?

— А с такого! Уж такой ты человек.

— Какой — такой?

— Не совсем обыкновенный. С малой придурью. Быть рядом с тобой и не подшучивать — просто не получается.

— Сам дурак! — беззлобно бросил Никита. Ему импонировало, что он не совсем похож на других. А что до "придури", так в ней тоже нет ничего худого. Это вроде родимого пятна — его отличие.

— Я дурак, ты с придурью, — засмеялся Коля. — Отличная компания!

— Но у тебя преимущество.

— Да?

— Ты стихи пишешь. Напиши обо мне, я Полине подарю. Будет свадебный подарок. Замуж пойдет, так сказать, за заслуженного…

— В стихах воспетого, — подхватил Коля.

— Воспетого… — радостно повторил Никита. — Напишешь?

— Война! Музы замолкают, когда говорят пушки.

— Э! Не ерунди! Мне не музы нужны, а стихи.

— Подари ей цветы.

— Что ты понимаешь? Цветы под ногами растут. А стихи…

— Ладно, будут тебе стихи. Только… Только под стать твоему характеру.

— С придурью?

— С придурью…

И стихи появились в "Боевом листке".

Никитка — парень из деревни.
Он — конюх, хлебороб, печник.
Характер у него не вредный.
Он драться, право, не привык.

Война! Она столкнула рати.

А он, Никитка, в дни войны
Лежал пластом, лежал в кровати —
Ильюше Муромцу сродни.

Забыты раны. И с перины

Никитка встал на вражью рать.
И начал — богатырь былинный! —
Врагов в могилу загонять.

Он бился, коль его взбесили,

Среди лесов, среди полей.
Спасал он честь родной России,
Великой матери своей.

Он дрался яро, дрался с пылом —

Живой, хотя сто раз убит.
И сердце, как от века было,
Никитке заменяло щит.

России дивные просторы

Всегда прельщали жадный глаз.
И наступали вражьи своры.
И покорить стремились нас.

Шли на рысях — легко и лихо.

Казалось, нет врагов страшней.
Но порождало вражье иго
Не страх слепой — богатырей!

Они до неба вырастали,

Уничтожали смертью смерть.
И погибали вражьи стаи.
Так было, есть и будет впредь!

2

Новый замполит командира дивизиона Захаров, присланный заменить арестованного в Славянске, на собственной квартире, капитана Вербовского, нервно ходил по комнате, взад-вперед у окна, выходящего на деревенский двор. Руки его, закинутые за спину, были плотно скреплены в замке. Папироса в углу рта давно погасла, но офицер этого не замечал.

Володя Гарновский с виноватым видом следил за командиром. Он ощущал в коленках мелкую дрожь, как в былые времена, когда ему перепадало от отчима. И чувствовал себя напроказничавшим ребенком, хотя ничего непотребного не натворил.