Приемные дети войны

— Не побег я никуда, — напряженным голосом ответил Володя подступающему к нему мальчишке, лет пятнадцати, косматому, в длинном до пят сером плаще, перетянутом в талии веревкой, с зажатой в кулаке лимонкой.

Еще несколько минут назад он спал, подложив котомку под голову. Сон его был по-звериному чуток, и стоило возле ночлега появиться незнакомцу, как Володя вскочил на ноги. Он готов был дать стрекача, но незваный гость замахнулся на него гранатой.

— Что у тебя там? — спросил угрожающе, показывая на котомку.

— Пара белья! А кто ты вообще такой, чтобы тебе докладывать?

— Я Виктор — грабитель с большой дороги. Показывай, что у тебя!

— А это ты видел?! — Володя выхватил из кармана холщовых штанов "вальтер", обмененный у Кольки на мамин наган.

— О-о-о! — растерялся Виктор и, сделав шаг вправо, спрятался за деревом. — И ты, как я вижу, грабитель.

— Но с другой дороги.

— Тогда давай разойдемся.

— Не балуй! — сказал Володя, обошел прикрывающее мальчишку дерево. — Положь гранату.

— Нельзя. Взорвется.

— Положь. Если раньше не взорвалась, то и сейчас не взорвется.

— А зачем она тебе?

— Для коллекции.

— А с чем я останусь?

— С носом!

— Дурак ты!

— Сам дурак!

— В этот раз твоя правда, — согласно кивнул Виктор, бросил гранату на землю, меж тополиных корней. И как ни в чем не бывало, спросил: — Шамать нечего?

Володя поднял лимонку и по весу ее убедился: ненастоящая.

Виктор поспешил с объяснениями.

— Я ее смастерил самолично. Из папье-маше.

— Кружок — "Умелые руки"?

— Какой кружок? Я художник, понимаешь? Брожу — заказы нахожу. Немцам пишу портреты. За жратву. Крестьянам — русалок. А гранату сделал на всякий пожарный случай. Для самообороны.

— А если поймают с ней?

— Не расстреляют. Игрушка!

— Ну, тогда угощайся, пока жив.

Володя присел на пенек. Развязал котомку. Вытащил ломоть хлеба, пять печеных картошек, две луковицы.

Виктор радостно потер ладони. Разложил плащ на земле, словно скатерть.

— Налетай — подешевело, было рубль — стало два. — С хрустом погрузил зубы в сочную луковицу — не поморщился, закусил картошкой. — Пойдешь со мной?

— А откуда ты и куда?

— Из детдома. Немцы нас на улицу повыгоняли. Вот и тащусь, куда ноги смотрят.

— А родители? Померли? Или — что?

— "Или — что…" — отшутился Виктор. — Я подкидыш… — И гнусаво затянул: — Я не мамин, я не папин, я на улице родился, меня курочка снесла…

— С тобой не соскучишься.

Виктор тут же подхватил:

— А вдвоем еще веселей на большой дороге.

— У меня своя дорога. В Шандрыголову.

— Куда? — недопонял Виктор.

— Село такое. Шандрыголова. Там кумовья тетки моей Феодосии Павловны проживают. Перебьюсь у них, а там и за линию фронта подамся.

— Без опознавательной фотки тебя и наши за своего не примут.

— Чего?

— А вот чего! Как тебя звать-величать?

— Володя Гарновский.

— Сейчас тебе будет "аусвайс". — Виктор вытащил из-за пазухи стопку нарезанных листов плотной бумаги и карандаш. — Гляди-ка сюда! — показал палец над головой. — Позируй! Не знаешь, что это такое позировать? Тогда просто замри. Это одно и то же. — И эскизно набросал рисунок, внизу подписав: "Здесь изображен Володя Гарновский из деревни Шандрыголова. Прошу любить и жаловать".

Володя с удивлением присвистнул, разглядывая свой портрет, воссозданный за считаные минуты.

— Где ты так наловчился?

— Нигде! Я просто-напросто вундеркинд.

— Не лопочи мне по-немецки, я не Колька, мой кореш из Славянска, чтобы шпрехать по-ихнему.

— Ну, как тебе объяснить? "Кинд" — это ребенок. А "вундер" — это особо одаренный.

— Вот сказанул! Какой из тебя ребенок, когда ты старше меня?

— Да, с тобой не поговоришь…

— А ты не придуривайся.

— Постараюсь, но трудно это на пути в Шандрыголову.

— Почему?

— Потому что — потому! Дурацкое какое-то название.

— Так ты со мной?

— Я с тобой. Иначе ты где-то заблудишься.

7

— Имя?

— Колька. Извините, Николай, — поправился мальчик и без смущения взглянул в глаза сидящего за столом зондерфюрера Клейна — начальника сельскохозяйственной комендатуры — розовощекого немца с мясистым носом, голым шишковатым черепом и давним шрамом на верхней губе, напоминающей заячью.

— Отчество?

— Вильгельмович.

— Фамилия?

— Розенберг, — напропалую врал Колька, сознавая, что его берлинский выговор производит впечатление.

— По национальности — немец?

— Фольксдойч.

— Это то же самое.

— Согласен.

— Родителей потерял? — продолжал допытываться гестаповец.

— Стало быть, потерял. Но с вашей помощью найду.

— Непременно! — пообещал зондерфюрер Клейн и посмотрел на Кольку поверх очков, став на какую-то секунду похожим на добродушного дедушку. — Благодарю за толковые ответы.

— Благодарю за толковые вопросы! Можно идти? — Колька вскочил со стула, руки по швам, носки врозь.

— Погоди. Твои данные пошлем на проверку. А сейчас… Сейчас слушай и запоминай. Мне нужен посредник-переводчик. Между мной и вашими крестьянами. Ты им и будешь. Согласен? — Зондерфюрер Клейн в ожидании ответа пошарил в полупустой пачке, лежащей на столе, у пепельницы, вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой, закурил.

— Как прикажете…