— Предлагаю не самообольщаться, а сдаться на милость победителя! Ваше уничтожение — только вопрос времени.
— Сдаться? — Анатолий Петрович привстал из-за стола. — Я на Халхин-Голе не сдавался. Я в сорок первом, в окружении, не сдавался. Вот пентюх кирзовый! Вымахал в два метра ростом, а ума не нажил. — Повернулся всем корпусом к переводчику: — Растолкуй ему, Коля, чтобы не фардыбачил. Шлепнем за милую душу.
Когда угроза дошла до фельдфебеля, он пожал плечами:
— Я солдат.
— Зачем же ты, солдат, расстреливал мирных жителей в Змеиново?
— Был приказ — ликвидировать гетто.
— Ликвидировал?
— Приказы не обсуждаются.
— Вот за это мы и тебя ликвидируем.
— Не торопитесь. В обмен на жизнь я готов предоставить вам ценную информацию.
— Какая информация?
— О дислокации вашего отряда.
— Что?
— Нам в подробностях известно место вашего базирования.
— Кто доложил?
— Информация в обмен на жизнь.
— Лишней жизни для тебя нет.
— А для ваших ста двадцати партизан?
— И это тебе известно?
— Нам все известно.
— Откуда?
— Точных данных у меня нет. Предполагаю: где-то в ваших штабах засел наш человек. К нам информация поступает из абвера, по линии разведки Генерального штаба. Отсюда и предписание: изучить все подходы к вашей базе и готовиться к штурму.
— Вот на этом "изучении" ты и попался?
— Нас было в поиске трое…
— И наших не больше. Но наши все целы. А ваши…
— Наши — ваши… Не имеет значения! В час X все ваши жизни будут аннулированы, если вы вовремя не перебазируетесь.
— Мы перебазируемся, ты не беспокойся.
— Час X в обмен на жизнь!
Анатолий Петрович, кивнув, заметил Коле:
— Пообещай ему жизнь. — И, усмехнувшись, почти неслышно, уточнил: — Из резерва главного командования.
Вася Гуржий проскользнул в барак, залез на нары. Здесь, в полутемном углу, бережно расправил на коленях листовку. Прочел:
Дорогие подруги!
Соединяйте свои силы. Помогайте друг другу. Войне скоро конец. Фашисты хотят нас сломить физически и морально. Не поддадимся им. Будем дружны и стойки. Берегите свои силы. В этом наша победа. Смерть фашизму!
Всего несколько строк на русском языке. Но каких строк! Жаль, нет в них даже намека о детях, которых наравне со взрослыми мучают здесь до полусмерти. Вот бы написать! Но без пера, без чернил… Однако… Вася вытащил из подушки колкую соломинку — "сойдет за ручку", прокусил себе палец — "кровь сойдет за чернила". И склонился над помятым листком.
Когда Вася увидел в проеме дверей старшую надзирательницу Бинц, он понял, что ауфзеерка уже не щурила глаза, а, значит, освоилась с полумглой вытянутого подобно пеналу помещения и, по всей вероятности, заприметила его на третьем этаже нар.
— Поди-ка сюда! — поманила она мальчика пальцем.
На ватных ногах он шел к ауфзеерке Бинц.
"Хорошо хоть, что листовку успел сунуть за пазуху. Может быть, не заприметила?" — "Заприметила! Заприметила!" — бешено выстукивало сердце.
"Не должна была заприметить. Не должна была…" — отчаянно сопротивлялся рассудок.
Подойдя к ауфзеерке Бинц, мальчик в ожидании удара затравленно обхватил плечи перекрещенными руками. Но удара не последовало.
— Что у тебя там? — спросила надсмотрщица, ткнув его пальцем в грудь.
— Ничего, кроме сердца.
— А ну мне — не вольничать! — холодная и скользкая, как змея, рука скользнула под его полосатый пиджак. — А это что? Прокламация?
— Нет-нет! — отшатнулся Вася.
— Не ври! Знаешь, чем тебе это грозит? Штраф-блоком! Откуда у тебя прокламация?
— Ниоткуда.
— Выходит, сам написал?
— Сам.
— Опять врешь!
— Не вру!
Вася, пойманный с поличным, принял всю вину на себя, как в былые времена, в школе, когда вместе с Володей заложил карбид в чернильницы на партах, чтобы сорвать контрольную по математике.
Ауфзеерка Бинц уже с интересом смотрела на подрагивающего мальчика и пощелкивала стеком по голенищу сапога.
— Тебя в школе не учили, что взрослых обманывать — неприлично?
— Я не обманываю. Сам писал.
— Тогда почему разными почерками? И разными чернилами?
— Это кровь, — внезапно признался Вася.
— Кровь? — посуровела надсмотрщица. — У тебя, видимо, излишек крови, если ты переводишь ее на бумагомарание. Забыл? Кровь твоя требуется рейху, для немецких солдат.
— Я не забыл, — замешкался Вася и получил удар стеком по голове.
— Нет! Мне представляется, что забыл. — Кончиком стека она приподняла подборок мальчика. — Придется тебе напомнить. Иди за мной!
В землянке было тихо и спокойно, никто не мешал.
Когда Коля поставил завершающую точку и вновь перечитал написанное, он удовлетворенно закрыл глаза и, покачиваясь в такт ритма, мысленно повторил только что созданное стихотворение: