Приемные дети войны

Мы были такими, какими были.
Мы стали такими, какими стали.
Из детства на войну отплыли,
А к зрелости еще мы не пристали.

Мы где-то — между. Возраст не помеха.

Пусть не всерьез зовут нас "мужиками".
Зато всерьез, не ради смеха,
Сражаемся мы с лютыми врагами.

Мы рождены для боя — не парада!

Любой из нас в сражении неистов.
Мальчишески мы любим автоматы.
По-взрослому разим в боях фашистов.

Коля засунул огрызок химического карандаша в карман широкого в плечах ватника. Отсутствующим взором окинул высеребренные сосны с заиндевелыми стволами и игольчатыми верхушками. Пробежал глазами по чирканному-перечирканному листу бумаги, не примечая, как подтаявшие снежинки выводят на округлых буковках фиолетовые разводы.

Он пребывал далеко от искристых снежинок, от мелькающих между деревьев, у покатых землянок, людей в телогрейках и меховых шапках. Мысли паренька вели хоровод, подобно снежным звездочкам, оседали в глубине мозга, неспешно таяли там, одаряя приятным, растекающимся по телу холодком. Почему-то думалось о Полине и хотелось писать стихи о любви, а не о войне, стихи для нее, а не для всего отряда. Впрочем, так оно и бывает в шестнадцать-семнадцать лет, в пору первой любви, когда стихи, казалось бы, рождаются сами собой.

А я тебя
Еще не встретил.
Не знаю,
Что тому виной.
Порывистая,
Словно ветер,
Еще неузнанная
Мной.

Еще неузнанная,

Где ты?
Как долго мне
Осталось ждать?

"Где ты? — задумался Коля. — И ты ли это?"

6

Сеня Баскин сидел в штабной землянке напротив Анатолия Петровича, сосредоточенно смолившего цигарку, что было признаком глубокого внимания, и приводил заранее обдуманные доводы в пользу выношенного им, но при всем при том явно авантюрного плана.

— Куда денется этот фриц? Обязательно пойдет! Вынужден будет пойти на это!

— А где уверенность, что Клинберг не подведет? Гарантии…

— Риск — наша гарантия, батя.

— Риск — благородное дело, согласен. Но…

— Опять "но". Пора позабыть о нем. Один раз живем, один раз и умирать!

Анатолий Петрович никак не отреагировал на сорвавшуюся с языка Сени Баскина резкость. Он с живой заинтересованностью следил за тем, как этот чернявый танкист набивал миниатюрную, выдолбленную из вишневого корня трубочку, будто от того, удастся ли ему, не просыпав ни крупинки, наполнить ее до краев, зависело принятие окончательного решения.

План, с каким командир разведгруппы пришел к Анатолию Петровичу, был сумасбродно прост и дерзок. Вот это и смущало. Сеня предложил переодеть партизан в немецкое обмундирование и под предводительством фельдфебеля Клинберга двинуться к складу с оружием, собранному немцами на полях сражений. Внезапность нападения — залог удачи. В то время как открытый бой повлечет за собой большие потери.

По мысли танкиста, пленный фельдфебель даст согласие на участие в операции. Почему? По той элементарной причине, что неожиданное предложение разбудит в нем надежду на спасение, пусть эфемерную, но надежду, которая, как известно, умирает последней.

Ведь стоит ему каким-то образом — ловким намеком, случайно оброненным словечком — предупредить часового у склада об истинном положении дел, и ситуация разительно переменится. Всего один выстрел, и прощай внезапность, диктовать условия теперь начнет соотношение сил, которое не в пользу горстки разведчиков.

Сюрприз, какой способен преподнести фельдфебель Клинберг, следовало заранее предусмотреть. Для этого Сеня Баскин хотел взять на операцию Колю-толмача. Присутствие переводчика предостережет двухметрового Генриха, и он не сболтнет лишнее. А если присоединить к группе еще и Гришу Кобрина, по кличке Кобра, то немцу мысль о побеге вовсе не придет в голову. В свои восемнадцать лет Гриша был лучшим снайпером в отряде. И это неудивительно, если учесть, что он чемпион Белоруссии по стрельбе из мелкокалиберной винтовки среди школьников. 1 сентября 1941 года, в Международный юношеский день, ему предстояло защищать спортивную честь республики на всесоюзном первенстве. Но началась война. И 1 сентября он встретил не на стрелковом полигоне в Москве, а в партизанском краю.

Немец, извлеченный из каталажки для прогулки, был выведен на заснеженную лужайку, где Гриша "опробовал" винтовку с оптическим прицелом.

Со странным чувством удивления и заинтересованности фельдфебель смотрел на тренирующегося в меткости юношу. Что ни выстрел — попадание. Подбрось в воздух каску — пробоина. Подкинь еловую шишку — тотчас разлетится в клочья.

— О! — восхищенно цокал он языком, не ведая о цели показываемого ему циркового представления. — Гут! Гут! Вильгельм Телль!