Дэн выглядит огорченным. Я тут же жалею, что высказалась таким резким тоном, но не могу заставить себя извиниться. Я могла бы рассказать ему об истинной причине своей раздражительности: я в таком состоянии, потому что в моем организме бушуют гормоны. Он очень обрадуется, мгновенно простит мою раздражительность, но я просто не могу заставить себя в этом признаться.
«
Глава 29
Элли
Элли сидит на скамье в дальнем углу игрового поля и достает блокнот. Перерыв на обед – мучительное время. Возможно, даже хуже, чем уроки, когда она может, по крайней мере, попытаться убедить себя, что находится в своей старой школе со своими старыми подругами и они передают друг другу записочки с именами мальчиков, которые им нравятся, рисуют вокруг них сердечки или просто что-то бессмысленное.
Теперь она смотрит на поле, где мальчики играют в футбол. Девочки собираются группами, хихикают и смотрят на мальчиков. Почему у нее нет подруг? Почему ей так нелегко их заводить, не то что раньше? До пожара, до… всего. Может, и правда то, что про нее говорят, то, что шепчут, когда думают, что она не слышит. Может, она на самом деле опасна. Можно заставить что-то случиться, просто желая этого? А если это правда, она действительно хотела смерти своим родителям? Она злилась на них, это правда, но она никогда не представляла жизнь без них.
Мысль, что она сама каким-то образом виновата во всем случившемся, невыносима. А если это так, если она является каким-то злобным фриком, то она на протяжении всей своей жизни не сможет ни с кем сблизиться. А что, если она принесет им зло, заставит страдать даже до того, как подружится? Нет, проще держаться подальше от людей, а не дружить и уж точно никого не любить, по крайней мере, пока. Пока она со всем этим не разберется. «
Глава 30
Имоджен
Я смотрю сквозь одностороннее стекло в двери кабинета, отведенного Службе медико-санитарной и социальной помощи. На стуле в коридоре перед ним сидит девочка. Это совершенно точно та девочка, которую неделю назад обвинили в том, что она толкнула свою школьную подругу на проезжую часть. Она меньше, чем другие одиннадцатилетние девочки, которых я видела в школе, и выглядит более худой. Я не понимаю почему – ведь социальные службы занялись ею не из-за плохого обращения, не из-за того, что о ней не заботились и не проявляли должного внимания. Насколько я могла убедиться из тех документов, которые мне прислала Флоренс Максвелл, вопрос плохого обращения с ребенком вообще не вставал ни до пожара, ни после. У нее чистые длинные темные волосы, ногти подстрижены, нет видимых признаков того, что она не моется, но все равно ее физическая форма явно оставляет желать лучшего.
Я открываю дверь и улыбаюсь ей максимально дружелюбно.
– Элли? Теперь можешь заходить.
Судя по виду девочки, она относится к происходящему, как к визиту к стоматологу или чему-то не менее неприятному, что ее заставляют сделать. К подобному я привыкла: дети смотрят на социальных работников как на врачей, учителей или полицейских. Их нужно бояться, пока не убедишься, что к тебе нет претензий.
Я рассматриваю ее более внимательно и понимаю, почему Элли кажется маленькой: форма на ней на размер, а то и два больше, чем нужно. Одежда не слишком огромная, в первое мгновение даже не понимаешь, что размер больше, чем нужен, но на подсознательном уровне создается впечатление, будто девочка меньше своих одногодок. У меня разрывается сердце при мысли, что она в таком юном возрасте лишилась всех и всего, что любила, всего, что в ее возрасте кажется незыблемым: семьи, дома, одежды. Ни один одиннадцатилетний ребенок не ожидает, что все это будет так жестоко у него отобрано.
– Хочешь сесть на диван? Или тебе будет более комфортно у письменного стола?
Элли кивает на письменный стол, я киваю в ответ.
– Без проблем. Присаживайся. Хочешь попить?
Девочка смотрит на свои колени и молчит. Я помню, что она сказала после инцидента в городе:
– Элли, ты помнишь меня? Мы виделись в тот день в городе, когда с твоей подругой произошел несчастный случай.
Элли кивает.
– Она мне не подруга.
– Как ты сейчас относишься к случившемуся тогда? С тобой все было нормально после того случая?
Молчание. Я решаю сегодня больше не поднимать этот вопрос – мы можем к нему вернуться на следующих сеансах.