У нее были мужчины. Особой тоски по крепкому мужскому плечу она не испытывала. Но разве мы могли вообще знать, что это такое. Одна знала только плотскую сторону, к которой относилась довольно пренебрежительно, не испытав духовной составляющей. А у меня было сколько угодно неистраченных чувств от сердца, от души и даже от разума, направленных на столь недосягаемый предмет, что возможно было не менее пренебрежительно относиться к удовольствиям плоти.
Значит, эта сторона точно не могла нас ранить и заботить. Разум мое все. Я могу сшить из него штаны, наесться им и выжать удовольствие из использования мозга на полную катушку. Я был удовлетворен чистым стечением обстоятельств. Нам никак не могли подыграть. Сопровождать школяров в Хосмид считалось делом неблагодарным. Дабы соблюсти некоторый элемент фатума, каждый преподаватель писал по записочке со своим именем и бросал в подобие Распределяющей шляпы, сделанное обычно из любимого головного убора Спраут.
Мне везло. Везло, как везунчику Поттеру. Я почти никогда не дежурил, и уж, по крайней мере, не с теми, кого недолюбливал. А тут раз, и на тебе!
— Марийка! — Минерва помахала в воздухе листком, доказывая, что не мухлюет.
Дежурство предполагало изрядную долю пустого напряжения и суеты. Студенты выпивали. По возможности пьянство следовало пресекать. Малышня терялась в трех соснах, и лучше бы они терялись в «Трех метлах», чем искать их по улицам небольшого, но выстроенного довольно криво, в лучшем духе волшебства, поселения. Старшие закономерно имели обыкновение расползаться по кустам, и плохая погода тому не была помехой.
— Се-северус, — заикнулась она под взглядом молодого арифманта.
А, парень, вот тут точно не подсуживают…
Обсудив несколько несущественных вопросов на повестке дня, относящихся к портящейся погоде, и выслушав доклад бессмертного завхоза Филча о готовности к отопительному сезону, коллеги нас покинули, оставив оговорить нюансы.
Собранная и внимательная Марийка сидела, вытянувшись в струночку, до последнего хлопка двери, с которым из нее невидимой рукой каркас вытащили. Первым делом она потянула ноги под себя, согнулась вопросительным знаком, голову уложила на плечо, подперев подбородок рукой. Из такого положения не то что атаковать было проблематично, сложно просто выйти. Она доверяла мне, а я, не особо раздумывая, невербально и без палочки обездвижил ее и плюхнулся рядом, ощущая всем боком неподвижное, немое негодование.
— Отомри.
— Не смешно, — она распрямилась, как пружина, но не ушла.
— Действительно не смешно. Дежурство в Хогсмиде — это боевая операция. Посему распределим силы. На выбор: ты можешь прочесать деревню на предмет подозрительных личностей, темных артефактов, ловушек, напомнить в злачных местах возраст отпуска алкоголя и рысью пробежаться по ближайшим окрестностям; или прочесать уходящих в отрыв на предмет…
— Подозрительности их темных личностей, темных артефактов и вредоносных замыслов, — передразнила ведьма.
— Точно так. Выбирай.
— Если подумать, — она задумчиво потеребила губы, отключив мои мыслительные процессы на короткое мгновение, — я ни того ни другого не могу. Но нельзя все повесить на тебя. Иди в деревню, ты там все знаешь, а я их просто припугну.
— Эвона как? В ученичестве тебе и впрямь нет равных! Месяц не поднимаем тему, а ты уже пугать научилась.
— А что еще остается делать? — она развернулась всем корпусом. — Почему ты ни разу с тех пор не угостил меня кофе?
Рубильник, выключающий разум был приведен в действие. Отвечать осталось на искрящихся оголенных проводах инстинктов. И это было совсем не смешно и не остроумно, зато честно:
— Я слишком рано встаю. Чтобы подгадать мой подъем еще раз, тебе придется остаться.
Адское пламя не испепелило меня, ледяные цепи не сковали. Простой круциатус не вырвал дыхание вместе с пеплом оседающими легкими! Она усмехнулась… Помотала головой неопределенно. И ничего не сказала вслух. Святая истина, когда молчание золото. Не момент был выбран неверно, меня не за что было казнить. Она лишь мудро оставила открытый финал, чтобы я сам не казнил себя за поспешность.
В пятницу погода испортилась. Только и разговоров было, что не погуляешь как следует. Дождь барабанил по многочисленным крышам теплиц. В теплицу номер один попал камень, вымытый потоком воды из кладки, откуда-то с самой верхотуры. Разрушения были как от полноценного взрыва. Патронус от Помоны, давно забытая, грозная, как лев, мышь-полевка, запросила помощи. Мы провозились до самого вечера. Сначала ставили крышу, трансфигурируя каркас и стекла из чего попало, а потом приводили в порядок грядки. Несколько мандрагор оказались почти на воздухе, до тошнотиков не было желания слышать их вопли.
Грязные, в земле грелись у растопленного по такому случаю котла, оттерев руки ветошью, пили целебный чай Помониной собственной композиции, к которой у меня не было ни претензий, ни дополнений. Бойкий вечер показался достойным преддверием к следующему дню. Я был мобилизован и вооружен. И я проспал…