Приевшаяся история (СИ)

Я выдал информацию, чувствуя, как она копошится в своей памяти. Но мне честно хватало простой заботы. Не хотелось почему-то слушать ни про первую любовь, ни про нечто курьезное или страшное. Вполне достаточно было для середины ночи нежного прикосновения к больному месту, мгновенно снимающего напряжение. Что ни говори, а именно Марийка была моим универсальным зельем ото всех болезней!

Как только последний виток шарфа был закреплен, я не удержался от смеха.

— Ну как? Все прошло? — она ответила робкой улыбкой. — Я обожаю твой смех! Чем бы он ни был вызван.

— Все просто. Я — классическая рухлядь! И у меня даже нет сил скрыть сей факт перед любимой женщиной.

— Северус, — она уселась, сложив ноги по-турецки, и подбоченилась, — ты выпрашиваешь комплименты с таким честным лицом!.. А у меня кончилось красноречие. Я только могу в очередной раз сказать, что люблю тебя!

— И в очередной раз ради этих слов я восстану из любого пепла!

— Ох, уж это видно невооруженным глазом…

Но когда плоти касается рот, неробко говоривший все эти слова… Надо ли что-то еще?.. Скажи мне все так. Спой мне. Выпей все яды. И на последнем слове, не сказанном мною тебе, замри, умирая.

Не каждый день, проведенный вместе, становился достоянием общественности. Все заинтересованные лица, умеющие складывать два плюс два, давно нас вычислили. И словно по волшебству перестали обращать внимание.

Снег выпал за неделю до Святочного бала, как нарочно создавая ощущение иного чуда. Чудес вокруг хватало. А так, чтобы поверить в неизбежную радость… В подарок под подушкой, словно в детстве, лучше атмосферы не придумаешь. Днем, после обеда, на пару минут выходили помокнуть. Смотрели, как пляшут легкие, прозрачные хлопья. Ловили их на шарф, перекочевавший с ноги на шею. Она сказала, что я трогательно выгляжу в символике родного факультета. В итоге, удостоверившись, что нас никто не видит, синхронно, как по команде, попытались поймать по снежинке на язык.

Я бы сказал, ничего не знаю вкуснее. Но я знал! Вкус и аромат надломленной медовой сливы, раскрытой передо мной в сочном бесстыдстве. Не оглядываясь по сторонам, прижал ее к стене, к шершавому многовековому камню, которому точно было все едино, и забрал принадлежащее мне. Понимая, что ногти срываю о монолит. И не приведет это ни к чему хорошему. У нас были пары после обеда. Занятия, на которых я смогу сосредоточиться половиной разума, а она — нет.

Свой подарок на Рождество я готовил. Сам себе, и никак иначе! Перед самым балом спросил без особой надежды, в чем она будет. Но ответ получил однозначный:

— В черном, — сказала моя ворона почти сурово.

Пришлось отпускать даму чистить перья. Сам я реанимировал очередной сюртук. Но для тех, кто понимает, это был довольно дорогой подарок от друга, из материала такого качества, что он искрился и сиял новогодним украшением сам по себе. Черная шелко-шерсть как маслянистая глубина нефтяного пятна. При всем прочем я должен оставаться тем монолитом, на котором держится львиная доля рвения студентов. И появись я в голубом камзоле, не знаю, что было бы. Рухнули б основы мироздания… Не меньше…

В шумном зале с потолка шел снег. А сосульки, наколдованные, свисающие с капителей пилястров и колонн, казались настолько натуральными, что стоять под ними было страшно. Хагрид притащил такую могучую ель, что ее вершина прорывала снежную мглу, и венчающую ее восьмиконечную звезду за снегом не было видно.

Впервые за многие годы могу сказать, что мне это нравилось. Нравились и были понятны попытки девушек произвести впечатление. Ведь раньше все казалось мишурой на елке по причине наличия единственного объекта, налепившего все великолепие сиреневых кружев не для тебя, а для кого-то другого. Ведь к четвертому курсу я как раз превратился в черную поганку, на которую не глядя наступили. Я не успел еще прийти к полному осознанию краха надежд. Мог только стоять в укромном уголке, зажевав угол воротника мантии вместе с прядью волос. Не было сил приблизиться и пригласить любимую на правах друга хотябы на один танец. Сейчас, когда я увидел свою женщину, закончились слова! Я готов был действовать!

Марийка вошла в зал через широко распахнутые двери. Ее волосы были подобраны в замысловатый узел на затылке, оплетенный множеством тонких кос. А платье… Она была бурей! Мглой сквозь которую не прорывается свет мерцающих звезд. Она не нуждалась в убогом сиянии Луны, поглощая своей чернотой.

Я не мастак описывать на словах платья женщин, не могу уделить этому занятию сколь-нибудь приличное время и внимание. Я видел множество изысканных нарядов Нарциссы. Встречал на своем пути частенько другую сестру из рода Блэк, чьи наряды, будучи зачастую серо-черными, имели слишком отчетливый след борделя. Такая же сумятица, как и в ее голове. Обитающие в Ордене не отличались бездной стиля.