Марийка с ног до головы была затянута в черный бархат. Черный плен скрывал руки по самые кончики пальцев. И она вновь была продолжением меня. Подумать можно с некоторой долей страха, что это она сидела в моей голове, а я не замечал. Не мог понять. Или наше слияние нигде не начиналось и не заканчивалось, как бесконечное скольжение по ленте Мебиуса. Сколько сравнений для того, что не раз воспето!
Стоило ей потеряно остановиться, как я сделал тот публичный шаг, что давно затевал. Я двинулся в ее сторону, загипнотизировав зал, с изрядной долей любопытства наблюдающий наш позор и триумф одновременно. Первая песня отгремела. Рукопожатие и рука на талии, прежде чем невидимый распорядитель грянул бесконечный венский вальс. Минуты, в которые существует только пара, в быстром вращении не замечающая ничего вокруг.
Когда вечер подошел к концу, мы просто вышли, направившись в сторону моих покоев. Марийка молчала всю дорогу. А у меня назревало много самых странных вопросов. Не знаю, почему мы не удосужились их обсудить. Одно из двух: либо не пытались усложнять себе жизнь, либо все было понятно без слов. Я поставил кофе вариться и уставился на сгусток мрака в кресле. Женщину, чья мимика потухла в самый неподходящий момент.
— Уходишь? Большие планы?
— Нет, Северус, нет! — она усмехнулась, когда не смогла встать с первой попытки.
Я подал руку, желая быть ближе. Следовало наконец-то высказать свою мысль. Отчего же стало страшно? Я ведь старательно замуровал в стены свои скелеты, обитавшие до сих пор в шкафу. Она ничего, почти ничего не знала о моем прошлом. И мой обновленный дом не мог сказать обо мне ни одного вразумительного слова, кроме как своей поганой дислокацией.
— Я приглашаю тебя к себе домой…
— Но разве здесь?..
— О, это место…
— И то, что я увижу…
— Нет!
Мы могли не тратиться на этот диалог, который каждый додумал в силу своей фантазии. А понял при этом только нам необходимым образом. Марийка просто привалилась к моему плечу, ожидая дальнейших действий. Я еще разлил кофе, являющийся воистину наркотиком в моем исполнении. Охладил его магией. Но на последнем, залпом сделанном глотке, расколотили кружки в камине, не сговариваясь. На счастье!
Любовь заставила вспомнить все детские суеверия. И на жизнь глянуть с детской непосредственностью. С надеждами и такой глубиной перспективы, как будто смотришь на все с высоченной горы. Это удивительно было дышать иным воздухом, находясь бок о бок с другими людьми, не ощущающими то же самое.
Она долго знакомилась с новой планировкой вместе со мной. До сих пор я получал только фото, высланные мне подрядчиком, и прохаживался, принюхиваясь, как волк. Последний раз я заставал домишко в тупике Прядильщиков на промежуточной стадии, принимая свою новую лабораторию. Проверяя, все ли отвечает стандартам безопасности, надежны ли вытяжки, сколько благословенного света проливается на столы. Не хотелось больше быть чародеем из детской сказки с засаленными патлами, склоняющимся над грязным котлом, обросшим паутиной, в тусклом свете масляной лампы.
Наконец, удовлетворив свое любопытство и найдя перемены не судьбоносными, но пристойными для нового качества жизни, я принялся за животрепещущий вопрос. Пройдясь вскользь по ее спине, молнию не нашел. Хохотнула, когда скользнул по швам на боках. Ощупал плечи, но вновь меня ждало разочарование, мешающееся с нетерпением. Ее ловушки работали блестяще. Намного увлекательней при всей солидности моих откровений.
— Как ты натягивала этот чертов скафандр?!
— Ищи. Нашедший получает все и сразу!
У платья были швы, а у нее — рельефы. Дюйм за дюймом раздражающей чувствительные пальцы материи. Я прошелся по подолу, стоя на коленях, для того, должно быть, чтобы найти откровение обуви, надетой на босу ногу. Но эта экзекуция говорила: порвать не легче, когда все и так твое. На грани отчаяния, готовый посулить все что угодно за ответ, я поднял ее руки и завел за голову.
В таком положении оставалось только уткнуться губами в ее прохладный лоб и вслепую ласкать сквозь удивительно мерзкую ткань, казавшуюся до этого совершенной и отвечающей своим задачам. Будь на ней шелк, она бы ощущала мои прикосновения, будто между нами нет преград. Почти ничего не соображая, наткнулся пальцем на нечто лишнее. Проведя между подушечками, во влажном пятне промокшей от волнения подмышки определил петельку. Адскую пыточную петельку, вздернувшую мои нервы на дыбе.
И только стоило потянуть за нее, как черное распалось на неравномерные куски. Скорлупка, кокон, скрывающий пленительное, совершенное существо. Она стояла обнаженная, по щиколотку в ворохе черного тряпья, будто восставая из пепла.
Скоро, очень скоро мы родимся заново и станем зваться, как захотим. Ведь план на самом деле был предельно четок и ясен. Я продумал все до мелочей. Даже если казалось, что мы безбожно тянем время, позволяя себе жить моментом.
========== Старо как мир ==========