Приевшаяся история (СИ)

Зимний плен не вечен. Сон растений сменился сокогоном. Просыпались всевозможные козявочки. На лужайках повсеместно проклюнулись первоцветы. Вот так и мы расцвели чешущимися пятнами на нервной почве и потекли ручьями весенних простуд. Виною тому были участившееся обсуждение венгерского движения да наш быт с прогулками.

Прогулки доставляли особенное удовольствие. На них, меся грязь, на радость мне и моему самолюбию Марийка постигала тонкости зельеварения. Ей нравилось, играя в ассоциации, запоминать бесконечный ряд латинских названий растений и животных. И ей было интересно. Она призналась честно, что в Гнезде особого внимания зельям не уделяли. Стремление к самообразованию было похвально во все времена. Конечно же, мне хотелось, чтобы она разделяла не только мою постель, но и мои интересы.

Именно весна была тем самым временем года, в которое должна была произойти судьбоносная встреча. Куда еще было тянуть? Всегда лучше нанести упредительный удар. Ближе к пасхальным каникулам я нехотя поделился планами. Если бы была возможность, сделал все сам. Преподнес в качестве сюрприза и ждал отклика. Каким он будет предполагать не стану. Возможно, я удостоюсь одного порицания. Марийка не была особенно скрытна, но она так и не сформировала своего отношения к отчиму после открывшихся обстоятельств.

Работать самостоятельно, не полагаясь на постороннюю помощь, плотно вошло в мою привычку. Лишние свидетели, лица, посвященные во все тонкости будущей операции, во все времена усложняли обстановку, и без того висящую часто на волоске. И я полагался на свое «обаяние». Сам себе полководец, сам и солдат…

— Так скоро? — на ее лице отчетливо читался испуг.

— Это медленно! — не согласился я.

— Северус…

Она избрала странное положение. Сидя на полу крепко обнимая мои ноги, сжимала совсем не нежно. Как будто пытаясь предотвратить поход немедленно. У меня не было ни единого способа вырваться из Хогвартса, чтобы попасть сразу в Венгрию. Так зачем было так нервничать?! Марийка положила подбородок на мои колени, подняла глаза и задрала нос. Я был готов пообещать все, что угодно.

— Боишься? — я задал глупый вопрос.

— Не совсем так… Я боюсь, конечно. Мне страшно, что ты убьешь его и нарушишь свои принципы. Ведь вы могли бы сражаться на равных. Вполне вероятно, что ты можешь быть сильнее. Когда я видела тебя настоящего, в нешуточном бою, не раз прощалась с жизнью.

— Нет уж! Убивать его я не стану. Если действия по моему плану не убьют его автоматически. А в нашем славном темномагическом союзе пусть все остается как есть! У каждого будут свои таланты.

Никогда прежде я не колол правдой глаза. Марийка насторожилась. Немедленно я почувствовал, как одеревенело ее тело. Сейчас же меня окатило горячей волной стыда. Никогда мне не было до такой степени стыдно. Ведь мои друзья были не меньшими грешниками, а я в мыслях не имел муссировать их грехи. Любимая женщина все равно была безупречна в моих глазах. А я заставил ее усомниться.

Я расслабился и сполз на пол, прочесывая ее волосы сквозь пальцы, убирая их назад. Теперь я стоял на коленях, но оставался выше. Приложился губами к темечку, ощущая нервную дрожь. Запрокинул голову безжалостно.

— Ты можешь делать все, что душе угодно. И я никогда не смогу осудить тебя по-настоящему. Потому что ты даешь мне единственное, чего я не перестаю желать. Я хочу быть любимым!

Она молчала сосредоточенно, глядя мне в лицо. К счастью, все эмоции были написаны в тонкой черточке меж нахмуренных бровей, которыми меня было не смутить. Ведь улыбка уже проглядывала, словно мартовское солнце сквозь тучки.

А поцелуи отныне были своеобразным катализатором моей жизни. То робкие и нежные, подаренные украдкой посреди дня, то властные и безжалостные, гордые, присваивающие, с которых начиналась ночь. На эту власть над собой я был готов. Готов стать уязвимым. И вздумай она меня предать, не поддержать и уйти на попятную, умирать будет не так страшно. Это будет невероятно легко, несмотря ни на какие страдания. Ведь я знал теперь время, вычеркнувшее многое из прошлой жизни. Пусть недолго, но я был любим. И она была честна со мной. Так же, как и сейчас.

Она была безжалостно честна, орудуя ловкими пальцами. Ведь задача расстегнуть двадцать семь маленьких пуговичек, застегнутых до самого ворота-стойки, подпирающего подбородок, не из легких. И не тогда, когда наэлектризованный воздух искрит разрядами. На последней она зарычала. И легче пера была отправлена на диван в гостиной.

Ее кожа источала самые разные оттенки одного запаха, объединенные доминирующей нотой, по которой я бы нашел ее вслепую безошибочно. Ох, не зря мне приписывают способность находить людей по запаху. Я и правда могу. Запах, источаемый ее телом без использования отдушек, был терпким, чуть кисловатым, возбуждающим.