— Тело, — произносит она монотонно, — конечно, я боюсь за твое тело! Что же я буду делать без этих удобных коленок, на чье плечо стану укладывать свою голову, чьи шрамы пересчитывать. Мне не нужна иная задница. Я сожму эту, направляя тебя в себе. Но я думаю не об этом…
— А я почти не думаю, — признался в ответ.
— А я думаю! Кто же скажет мне, что все правильно и все идет своим чередом. Кто ответит на все вопросы, вылечит больную голову одним прикосновением руки. Увидит мое прошлое, но не убоится. Если тебя не станет, кто скажет мне: «Люблю!» Такие дела…
Чтобы слышать все это и не пропустить ни одного слова, пришлось замереть и перестать дышать. Для того чтобы так признаваться, на фоне множества слов, сказанных прежде, надо было тосковать и бояться не на шутку. Я покинул теплый плен с сожалением. Ответом мне был рассерженный шумный выдох. Но только для того, чтобы обернуть к себе лицом и зажать этот рот, фонтанирующий самыми сладкими истинами, глубоким поцелуем, одновременно подталкивая и подсаживая, ощущая, как ее рука смыкается, придавливая на всякий случай член у основания, и направляя его обратно. Тщетная предосторожность. Я не закончил, я не начинал…
***
В Лондоне пахло весной. Мощным, первобытным ароматом оттаявшей земли. Нежная зелень только что проклюнувшихся листков пропускала солнечный свет. Но все это буйство городской весны было несравнимо с происходящим вокруг Хогвартса. Бледное подобие!
Накануне мы отправились в Запретный лес, гудящий, как растревоженный улей. Будь мои студенты немного раскрепощенней, читай они чуть больше внеклассной литературы, знали бы, что единороги во время гона часто трутся о кусты и деревья, оставляя драгоценные серебристые волоски.
Мы провели утомительный день, непростительно далеко углубляясь в чащу. Но кентавры, по последним сведениям, мигрировали на его западную оконечность. Не покидая лесных чертогов, смыкающихся над головой и наводящих преждевременные сумерки, сплели бесконечные нити в тонкую веревку. Марийка привязала петельку к среднему пальцу правой ноги и споро переворачивала пряди между собой. А я вытягивал и отделял по несколько тонких шелковистых волосков из пучка.
Ее босая ступня совсем застыла. Прежде чем упаковать ее в носочек, покрыл множеством поцелуев. А у нее ответы на все вопросы были связаны с землей. Иногда она сама казалась незыблемой, как земля.
— Встань, пожалуйста! — попросила Марийка ни с того ни с сего. Я повиновался. — Так будет удобней. Знаешь этот древний обряд орошения земли мужским семенем перед посевом? Может быть, это и звучит смешно. Но так мы пробудим ее созидающую силу и сможем собрать. И я и ты. Это невероятно просто.
— Как все в древней магии… Ты знаешь, что делаешь?
— До сих пор ты не жаловался! — она звонко рассмеялась.
Я позволил выбирать все: темп, амплитуду и глубину, плотность прилегания губ. Это интимное действие наталкивало на странные размышления. В минуту, когда сомкнутые губы скользят, погружая во влажную глубину рта, даря наслаждение не только физиологическое, но и визуальное, женщина кажется во сто крат большей ведьмой. Она не выглядела несчастной, униженной. Я знал, что она получает свой восторг, похожий на мой, когда я вижу, что ей хорошо.
В этом случае растягивать удовольствие не хотелось. Толкнулся сам на встречу и не почувствовал паники, сопротивления. Она была готова к тому, что я действовал размашисто и резко, почти не давая дышать, но я сорвался на пике. Движения стали хаотическими, она чувственно засопела, ловя воздух, а вместе с ним и момент небывало сильной разрядки. Может быть, виной тому была природа. Или она умела нечто непередаваемое. Но прямо ноги подогнулись судорожно, и я еще не издавал таких звуков, похожих больше на рычание.
Не вставая с колен, она воткнула в землю все десять пальцев, покачала и погрузила руки по самое запястье. Немного неудобно было скакать со спущенными штанами, но я пристроился послушно рядом. Действом управляет жрица, воплощая свои режиссерские ходы. Большой честью было, что меня звали присоединиться, а не использовали в качестве материала и только.
— Земля, слушай! Мы дарим тебе свою силу, а у тебя возьмем лишь взаймы. Клянусь, что на Белтейн и не позже мы вернемся с данью.
Холод сырой земли пробирал до костей. Внезапно по рукам поднялась волна нестерпимого жара. Я думал, что вытащу голые кости, отмытые и белые, как в учебном скелете. Но вытащил, очевидно, саму суть жизнеобразующих процессов. В любом магическом действе центральным условием является вера!
Ее обещание вернуться так скоро грело душу.
В здании Министерства я не был довольно давно. В состоянии на грани смерти меня миновали и судебные разбирательства, и помпезная раздача орденов. Я до сих пор считаю, что орден Мерлина второй степени (как второй свежести) присвоен мне за выдающиеся способности к выживанию.