Ее ноги на миг подогнулись. Но паралич воли был временным. Она удобно висела на моей шее, а я придерживал ее крепко поперек спины, дожидаясь адекватности. Как никогда сейчас я нуждался в быстро соображающем и действующем соратнике, заинтересованном и, насколько это возможно, цельном в помыслах. Вес растворился, а осанка вернулась.
— Так, давай договоримся, — предложил чуть более зловеще, чем предполагал по началу.
— Северус, я следую за тобой, что бы ты ни сделал! — нечто подобное слетало с моих уст совсем недавно.
— Дабы не угрызаться совестью за поспешность выводов, я собираюсь прежде глянуть, с кем нам придется иметь дело. Есть множество способов потянуть время, втереться в доверие. В конце концов, твой отчим получает то, что, по всей видимости, искал, — мое появление. А шаги, предпринятые вследствие холодного расчета, потом не тяготят. Я гарантирую тебе, что убивающее проклятие не придется применить ни тебе, ни мне.
Она не стала расспрашивать. Предупредительно боялась стать слабым звеном, брешью в стройном плане. Марийка оглянулась, будто ища некие ориентиры, всплеснула руками и эмоционально провозгласила:
— Эх, ты только глянь, какая красота! Видишь, это — первый мост из восьми великолепных мостов через Дунай. А это — сам Дунай! Чувствуешь его величие?!
— М-м… Ага… Какой-то он только не голубой, а серо-мутно-зеленый, — отвечал, перегнувшись через парапет набережной.
— Сейчас я покажу тебе голубой Дунай!
Марийка прижалась к спине, крепко охватывая руками, но нас не успело утянуть в поток трансгрессии. Только внутренности неприятно подвело к кадыку. Она передумала. Развернула меня словно марионетку и затолкала игриво перед собой, указывая направление, к конгломерату домов. Действительно, опрометчиво было бы трансгрессировать при свидетелях. Мы были не в благословенной стране, где проживают одни лишь волшебники.
Трансгрессировав, мы очутились в чудесном месте. Значительно более узкая здесь река крутой петлей огибала коническую невысокую горку на одной стороне; на другой, более пологой, располагался крошечный городок. На некотором отдалении от него стоял маленький замок. Все вокруг казалось игрушечным.
Надо отдать должное, обещание Марийка выполнила. Здесь река, текущая по каменному серо-голубому руслу, отражающая чистое высокое небо и не загаженная цивилизацией, была того непередаваемого цвета, который без зазрения совести можно было величать Голубым.
К замку мы отправились пешком, сопровождаемые упоительным запахом цветущей сирени, сводящим с ума. Мысли были легки и воздушны, как цветущие вишни и яблони, стоявшие белыми облаками. Запретный лес показался погруженным в глубокий сон по сравнению с этим буйством весны. Каждой клеточкой тела я ощущал подтверждение правильности выбранного времени. Невозможно было унывать, когда солнце разливается под ногами реками одуванчиков. Дорога вела немного в горку, припекало. Наконец, перед нами выскочила, как черт из табакерки, традиционная табличка, запрещающая проход к руинам.
Вот как, значит, магглам виделся этот замок — небольшой серый кубик под черепичной крышей с одной квадратной башенкой, на зубцы которой аисты пристроили огромное гнездо. Сам по себе подобный знак говорил скорее о хорошей энергетике места. Показалось, что мы вообще могли обмануться.
— Постой, — я посмотрел как можно серьезней. — Мне надо кое-что проверить.
Слова с делом у меня не расходились. Я наскоро пробежался по ступенькам памяти, заглядывая за углы и закоулки, распахивая образовавшиеся ширмы и двери. Листал ее, словно каталог. Она не могла мне врать! Никакого замаскированного слоя, припорошенной наносными фактами подложки. Мадьярка помнила то, что помнила, а не то, что хотела. Она сама раскрывалась при каждом прикосновении, стараясь не замечать боли от столь быстрого и всеобъемлющего прочтения. Только цеплялась за руки, оставляя синяки.
Не покидая дебрей памяти, я отвлекся на странный звук, похожий на шумное прихлебывание горячего. До сознания дошло, что я натворил и насколько она мне доверяла. А ведь, казалось, наивно: я перестал ее калечить некоторое время назад. Нет, нехорошее это было место! Яркие, полные струйки крови стекали из носа, Марийка стоически подбирала их, втягивая и слизывая с губ.
— Что? Что там было? Опять что-то спрятано? — она благодарно улыбнулась помощи в остановке кровотечения.
— Чувствую себя отвратительным параноиком, садистом! Мне нет названия, кроме, может быть, того самого «верного».
— И хорошо, — внезапно заключила она, — не придется ломать комедию. Что ни делается, все к лучшему. Идем.
Подобравшись к самому дому, я применил чары обнаружения живого. Внутри оказался один человек. Немудрено: в какой-то момент, принявшие темную сторону даже в социуме остаются одиноки. А потом теряют и друзей, и почитателей, призывая их лишь в случае надобности. Причины искать общества становятся все бесчеловечней. Пропадают навыки нормального общения. Окружающим причиняются только моральные и физические страдания.