Приглашение в космос

Впоследствии, когда на станцию доставили новый скафандр, знаменитую эту «ногу» отрезали и спустили на Землю. Там ведь тоже – параллельно с экипажем – делали такую же, чтобы специалисты контролировали весь сложный процесс ремонта и конечное качество важного для жизни человека аппарата. Так вот: сделанная в космосе нога скафандра не только не уступала «земной» в герметичности, но была признана более эстетичной. Она до сих пор хранится в музее НПО «Звезда» (там делаются многие космические атрибуты, в том числе и скафандры), и желающие могут на нее полюбоваться.

Куда более драматично развивались события в следующем его полете, в августе 1988 года, когда он стартовал уже к станции «Мир» вместе с врачом Валерием Поляковым (штатно он назывался «бортинженер») и представителем дружественного Советскому Союзу Афганистана Абдулом Ахадом Момандом (космонавт-исследователь).

С самого начала на командира экипажа легла повышенная ответственность за полет и соответствующая моральная нагрузка. Дело в том, что Ляхов в свое время был подготовлен как командир корабля-спасателя, который действует в одиночку. А оба его напарника готовились к полету всего по полгода и лишь до уровня космонавтов-исследователей (один, врач, летел, чтобы провести на станции эксперимент на себе по рекордному пребыванию человека в невесомости, второй, летчик, – по списку космонавтов дружественных стран), но этого крайне мало для настоящего овладения космической техникой. И даже в бортовой документации было записано «бортинженеру и космонавту-исследователю выполнять команды по команде командира». То есть командир Владимир Ляхов обязан был строго контролировать любое действие своих подопечных. А выглядело это примерно так:

– Поляков, – говорит командир, – выполнить команду Г-9 (нажать соответствующую кнопку на пульте управления кораблем)!

Тот сначала кладет палец на указанную кнопку, после чего командир внимательно смотрит, куда он положил палец и только тогда следует:

– Нажимай!

А в руках у командира еще и длинная указка, чтобы в случае чего во время подъема ракеты, когда из-за перегрузок невозможно оторваться от кресла, нажимать кнопку нужной команды самому. Что же касается члена экипажа по другую его руку, то рассказывали, будто Ляхову приходилось даже несколько раз указкой этой давать ему по рукам, когда тянулись они не к той кнопке…

Впрочем, стартовали, состыковались с «Миром» и отработали они на станции нормально, без каких бы то ни было ЧП (это было даже удивительно). Врача Валерия Полякова оставили вместе с отработавшим там космическую смену экипажем на длительный срок, а сами через 8 суток стали собираться назад, на родную Землю. В спускаемый аппарат на кресло космонавта-исследователя поместили целую кучу необходимого груза, афганца посадили на этот раз в кресло бортинженера (вроде как повысили его в космическом звании) и столь же благополучно отстыковавшись от станции и, «сделав ручкой» оставшимся там коллегам, приготовились к тормозному импульсу, чтобы начать спуск с орбиты. Правда, было одно изменение в их полете (как позже выяснилось – существеннейшее изменение!): прибыли они на станцию на корабле «Союз ТМ-6», а возвращались на «Союзе ТМ-5», который доставил в космос предыдущий экипаж и все это время был пристыкован к «Миру». Такие замены транспорта – вполне нормальная и уже практиковавшаяся до сей поры вещь. Но кто мог предвидеть происшедшее дальше?!

Неприятности начались сразу после расстыковки корабля и станции. Как восстанавливают те далекие события в ЦУПе, Ляхов специальной указкой ошибочно нажал клавишу «дискретный контур» вместо нужной «аналоговый контур». В результате чего ручное поддержание ориентации корабля на станцию для контроля отхода стало невозможным (корабль не слушался ручки), экипаж потерял станцию из поля зрения оптического визира и телекамеры. Возникла серьезная проблема: в каком направлении делать увод корабля от станции для обеспечения безопасности?

С этой ситуацией разобрались в темпе: глянув телеметрию и сигнализацию на пульте, по указанию «земли» снова включили «аналоговый режим» и провели безопасный увод корабля из окрестностей станции. Но, известно, «пришла беда – отворяй ворота». За 30 секунд до включения двигателя на торможение в автоматическом режиме почему-то вдруг пропала готовность системы ориентации корабля. А это одно из условий включения двигателя, и он в заданное время вообще не включился. Ляхов вышел на связь с Мусой Манаровым – бортинженером основной экспедиции на «Мире», – рассказал о ситуации и подытожил:

– Надо выдать ОДР! (отбой всех приготовленных к выполнению динамических режимов, в том числе программы разделения отсеков корабля, как это и записано для подобных случаев в бортовой документации)

– Не надо, – отвечает Муса. – Машина умная. По выходу из земной тени она сама должна построить солнечную ориентацию, выполнить необходимую для подзарядки солнечных батарей закрутку корабля и дать этот самый отбой, чтобы ты шел в закрутке до полной подзарядки. По входу в зону связи доложишь ЦУПу – они примут решение (до зоны было около 6 минут).

Действительно, по выходу из тени восстановилась ориентация. И… включился двигатель. Ляхов глянул на глобус (в космическом корабле имеется маленький глобус, по которому в любой момент можно определить, куда сядет спускаемый аппарат, если спуск начнется в текущий момент) и… извините, замаячила посадка в Тихом океане! Из-за отказа ориентации двигатель включился на торможение не в заданном месте, а на несколько минут позже. И Ляхов его выключил. Как и положено в такой ситуации, по входу в зону связи доложил руководству полетом о происшедшем.

Две нештатные ситуации подряд на спуске – это уж слишком. И экипаж, и «земля» вошли в стрессовое состояние. Доклад командира был взволнованным и несколько сумбурным, из него в ЦУПе поняли, что двигатель вообще не включался. Подобная ситуация предусмотрена в документации, и выход из нее определен. У «земли» для этого случая был подготовлен резервный спуск на третьем витке. Снизу говорят:

– Володя, не волнуйся, через виток сядем куда надо.

У опытного Ляхова вопросов нет. Через виток – так через виток. Двигатель в порядке. Выполним ориентацию в нужное время, включим его, затормозимся, а потом и сядем в нужном месте – о чем тут волноваться?

Заканчивается очередной виток, опять происходит ориентация корабля на торможение, включается двигатель… И тут происходит такое, от чего у много что повидавшего и в небе (бывший летчик-истребитель) и в космосе (два космических полета за плечами) космонавта Владимира Ляхова начинают шевелиться волосы. Потому что вместо положенной долгой работы двигателя в течение 200 секунд для полноценного тормозного импульса, который и обеспечивает возвращение на Землю, он отрабатывает всего 6 секунд. А космонавт хорошо знает, что после этого автоматически одновременно с выключением двигателя по ГК (главная команда – соответствует заложенной в компьютер величине скорости торможения) штатно начинает действовать гибкий цикл для включения программы разделения спускаемого аппарата с приборно-агрегатным отсеком. И затем, по прошествии 24 минут, также автоматически запускается программа разделения, которая через 2 минуты 14 секунд произведет отброс от спускаемой капсулы с космонавтами той части корабля, где находится двигатель с запасом топлива. Потому что после нужного торможения ни топливо, ни двигатели уже не нужны – капсула летит к поверхности Земли под действием силы тяжести и собственных аэродинамических свойств. А поскольку двигатель черт знает сколько не доработал до нужного замедления корабля, то капсула с людьми так и останется на орбите. Однако двигателя для торможения у них уже не будет! Это же долгая, мучительная смерть в космосе!

Ляхов мгновенно оценил эту страшную ситуацию. Просчитал свое и своего напарника недалекое будущее – афганец-то пока ничего не понимал и потому был довольно спокоен – и, несмотря на страшные перспективы, способные кого угодно повергнуть в шок и бездействие, тут же, не дожидаясь начала и окончания роковых 24 минут, когда безвозвратно исчезнет двигатель, снова включил его – вдруг сработает как надо.

Здесь Ляхов, находясь в состоянии сильного возбуждения, допустил, по оценке ЦУПа, еще одну неточность: двигатель включать повторно с пульта ни в коем случае нельзя – это могло привести к непоправимым последствиям. Согласно логике бортовой автоматики на этом участке стабилизация корабля была отключена, и, таким образом, каждый раз двигатель включался не в направлении торможения, а в произвольном направлении – корабль остался бы на орбите, израсходовав все топливо. Бортовая инструкция дает тут следующий вариант действия: если экипаж не полностью понимает причины нештатного поведения автоматики, выдай команду ОДР и доложи руководству в очередном сеансе связи. При короткой работе двигателя (6 секунд) корабль остался практически на штатной орбите с большим временем существования, а команда ОДР останавливает цикл спуска и программу разделения отсеков, чего не делала команда включения двигателя, выдававшаяся Ляховым дважды.

Но это взгляд из ЦУПа, где выход из ситуации ищут десятки специалистов, и все удобно сидят, находятся в нормальных земных условиях, с привычной силой гравитации… А тут, в космосе, в тесном спускаемом аппарате, в невесомости. В ситуации, где от каждого твоего действия зависит твоя и твоего напарника жизнь, двигатель снова отрабатывает всего 6 секунд. Не зная, что тут и думать, – надеясь лишь на какое-то чудо, заложенное то ли в судьбу, то ли в машину, неимоверно рискуя, командир выжидает еще 2 минуты. А программа-то разделения отсеков, как он полагает, продолжает идти! А двигатель-то молчит, то есть корабль не тормозится. И тогда он снова врубает двигатель. А тот опять отрабатывает злосчастные 6 секунд…

За эти два краткосрочных включения двигателя корабль все же немного затормозился и потерял высоту орбиты, но очень мало. В очередную двухминутную паузу после 6-секундной отработки двигателя Ляхов подробно доложил в ЦУП о чрезвычайном положении.

И уже теперь по согласованию с «землей» командир экипажа Владимир Ляхов выдает, наконец, ту самую «пожарную» и нужную в сложившейся ситуации команду, о которой подумал в самом начале – ОДР (отбой динамических режимов). Впоследствии в отряде космонавтов ее так и будут называть «команда Ляхова», в память о том полете. Отдав машине эту команду, он прекращает все заложенные в нее процедуры и остается на орбите. Остается с тяжелыми мыслями в голове и нарастающей тревогой в душе, с афганцем, который только теперь начинает понимать, что идет попытка спуска, однако что-то у них не клеится. Но, главное, остается с приборно-агрегатным отсеком, где есть двигатель и топливо для возвращения назад! А это самое главное.

Он мог бы, конечно, после первых серьезных проблем выдать эту самую ОДР, но счел необходимым доложить обо всем на Землю, чтобы в этой экстремальной ситуации вместе с руководством полета понять, что же происходит, выработать оптимальное решение и только после этого действовать. Еще, как думал Ляхов, можно было бы длинной серией включений двигателя по 6 секунд набрать эти необходимые для торможения 200 секунд. Но при каждом включении, как уже упоминалось, происходит потеря стабилизации и все импульсы выдаются не на торможение, а в произвольном направлении. Как только после краткосрочных включений двигателя отклонение превысило допустимое значение – на корабле дико завыла сирена, зажегся аварийный транспарант «Нарушение режима стабилизации». Это уже было слишком для дальнейшего промедления – тогда, после согласования с «землей», Ляхов и дал команду ОДР.