Приглашение в космос

И они полетели. Королев потом им признался, что очень волновался и сомневался в этом полете. Когда «Алмазы» (космические позывные Беляева и Леонова) ушли в небо, он долго стоял на стартовой площадке, охваченный нервозностью и какой-то духовной пустотой, думая, что ошибся и плохо поступил – на что же послал ребят? Ведь он был человеком, привыкшим перед каждым новым экспериментом иметь максимальное количество ответов на все возникающие вопросы. А тут совсем без разведки пошли на такое дело!

И началось. Прежде всего, вместо запланированных 300 километров их выбросило на орбиту аж в 500 километров от поверхности Земли. Но не это было самым страшным, самым непредсказуемым в том полете, а выход в открытый космос. Тот самый выход, восторженные оценки которого космонавта Леонова из космоса быстро обошли весь мир и абсолютно ничего не говорили об истинной чрезвычайной ситуации, возникшей у Алексея Архиповича в черной космической бездне, на фоне нашего замечательно голубого шарика. Ситуация, которая вполне могла закончиться большой трагедией.

До полета сам выход в открытый космос моделировался в барокамере, где Леонов находился в скафандре, работающем в «космическом» режиме, а атмосфера вокруг разрежалась до той, что соответствует 60–90 километрам над уровнем моря (выше разрежение не позволяла создать техника). Была даже просчитана вероятность попадания в человека приличного метеорита. Получалось, раз в 80 лет – достаточно невысокая (хотя, конечно, кто его знает, когда попадет?!). Задачей такого моделирования было дать космонавту уверенность, что скафандр его защитит, потому что в случае его разгерметизации на такой высоте человек умирает почти мгновенно. Леонов эту уверенность получил и в открытый космос шел без особой боязни. Однако, там и случилось непредвиденное.

Во время земных тренировок он находился в скафандре хоть и в разреженной атмосфере, но все же атмосфере, где еще есть какие-то крохи различных газов. На высоте же в 500 километров человека ждал если не абсолютный, то очень глубокий вакуум. Давление там составляет всего одну миллиардную часть от нормальной, земной! Было ясно, что в таких условиях произойдет какая-то деформация скафандра, поэтому Леонов перед выходом тщательно и плотно затянул все ремни на скафандре. В условиях глубокого вакуума – в шлюзовой камере и в открытом космосе – он находился всего-то 50 минут. Но этого оказалось достаточно, чтобы скафандр непредсказуемо деформировался: раздулись перчатки и сапоги, руки и ноги вышли из них, угрожающе вспухли все его сегменты. Скафандр сильно увеличился в объеме – и в длину, и в ширину.

И вот, когда после окончания работы в открытом космосе, где-то над Енисеем (он хорошо это запомнил) Леонов получает команду командира возвращаться в корабль, то с ужасом понимает, что у него это не получается. Как и было запланировано, он снял со стойки корабля снимавшую его выход кинокамеру и, соблюдая инструкцию, попытался войти в открытую шлюзовую камеру вперед ногами. Не получилось! Раздувшийся скафандр не пускал. И так и сяк пытался Леонов войти – ни в какую. Не хватало сил, чтобы преодолеть это цепляние безумно раздутого скафандра за края люка шлюзовой камеры. Почуяв что-то неладное, на связь вышел командир Павел Беляев. Спросил, как дела.