– Я не против, – произнес Иван, – только дайте вторую машину, чтобы мы менялись через какое-то время. Меня одного очень быстро срисуют. И потом я же не специалист по наружке.
Бережная кивнула и набрала номер телефона Аллы. Та некоторое время не отвечала, а потом отозвалась усталым голосом.
– Я слушаю.
– Не разбудила?
– Нет, просто лежу. Сил нет подняться после вчерашнего дня.
– Ну и правильно, сиди дома.
– Дома сидеть не получится, прилетает человек из «Арт ревью». Надо ехать в аэропорт встречать, потом отвезти его в «Европу», он там номер уже заказал…
– Сашу вызвала? Без него ехать никуда не следует.
– Сашу? – переспросила Алла, сделав паузу.
Теперь Бережная уже не сомневалась, что ее телохранитель находится рядом, возможно, даже лежит с ней в одной постели.
– Когда я соберусь, то позвоню и вызову его.
– Машина вам нужна?
– Машина? – переспросила галеристка. – Нужна, конечно, но Саша наверняка приедет на служебной. У них там и представительского класса имеются. Сама понимаешь, встречать надо по высшему разряду.
– Твой гость один прилетает?
И опять Алла замолчала – на этот раз она явно раздумывала, стоит ли ей отвечать.
– Не один, – наконец сказала она, – он вместе с моим другом сюда летит. Это мой бойфренд Мэтью договорился с искусствоведом об этой поездке: они давние приятели.
– Ну вот, – весело произнесла Бережная, – развеешься немного. А вообще мой совет: слетала бы ты в Европу ненадолго. Отдохнешь хоть немного от своей работы. Твой Мэтью знает о том, что произошло вчера? Ты ему не рассказывала?
– Ну так, – опять после паузы ответила Алла, – в общих чертах разве что… Без подробностей. Сама понимаешь – зачем человека расстраивать?
После окончания разговора Вера посмотрела на Окунева:
– Наша подруга разговаривала вчера по телефону с Англией?
– Такого звонка не было, – ответил Егорыч, – но предполагаю, что у нее есть другой аппарат.
– И другое состояние души, потому что вчера она выглядела испуганной, даже какой-то затравленной, но со мной немного поговорила об искусстве, а потом еще, как выяснилось, по делам звонила в Англию.
– Искусство не только возвышает, но еще и изменяет характер человека, – высказал свое мнение Окунев, – ибо, как сказал Пушкин: «Тьмы низких истин мне дороже искусства возвышающий обман…»
– Какой ты эрудит, Егорыч! – оценила Бережная. – Только Пушкин сказал: «нас возвышающий обман», хотя речь идет именно об искусстве. Так что по литературе всего лишь четверка. Но тебе экзамены не сдавать, поэтому сейчас идешь и проверяешь двух пассажиров, прилетающих вечером из Лондона. Одного из них зовут Мэтью.
– Мэтью Мечкас? – переспросил Окунев. – Друг Аллы Пуховой, претендент на ее руку и сердце. А чего его проверять, я с недавних пор поклонник его эпистолярного творчества, хотя и нехорошо читать чужие письма. Я же рассказывал вам, как они обсуждают разные философские категории и он делает ошибки в правописании.
– Помню, конечно. Ты говорил.
– Так вот. Именно сейчас у меня родилось некоторое сомнение – поскольку очень многие, как выяснилось сегодня, попадая в западный рай, меняют свои имена и фамилии, то фамилия «Мечкас» изначально не английская. Возможно, похожая на нее – литовская «Мешкас». Случайно знаю, что «мешкас» по-литовски означает «медведь» или «мишка»: славянские корни литовского языка никуда спрятаться не могут. А вот имя Мэтью…
– Есть литовское имя Матас, – вспомнила Вера. – У нас на юрфаке был преподаватель Петр Матвеевич, а по паспорту он значился как Пятрас Матасович.
– Значит, буду искать Матаса Мешкаса, – пообещал Егорыч, – а второго проверю по списку пассажиров, соцсетям и программе распознавания лиц. Хотя на нее надежда слабая. Месяц назад подобная американская программа распознала в двадцати семи конгрессменах скрывающихся от правосудия опасных преступников. Большой скандал получился, а все потому…
– Потому что у них нет такого Егорыча, – улыбнулась Вера.
– Душно у них, – согласился Окунев, – вот я и сбежал.
Глава двадцать четвертая
Волохов сразу извинился за вчерашнее, а Вера из вежливости изобразила недоумение:
– А что вчера произошло?
– Я с вами разговаривал неподобающим образом. Простите еще раз, но просто я был вне себя из-за того, что случилось. В тот момент у меня был человек из следственного комитета. Он меня тоже достал своими вопросами, я еле сдерживался, чтобы ему не нахамить. А потом, когда я начал хамить вам, он сидел и улыбался, как будто он все понимает и согласен со мной полностью.
– И кто же у вас был? – поинтересовалась Бережная.
– Из уважения ко мне приехал начальник городского комитета генерал-майор юстиции.
– Евдокимов? – удивилась Вера. – А он все время улыбается. Я-то его хорошо знаю: мы с Ваней просидели четыре года в одном кабинете, когда он был старшим следователем, а я просто следователем. Он майор юстиции, а я капитан. У Евдокимова тогда не было ничего: ни квартиры, ни жены, ни машины, а только работа. А что он вам рассказал?