Читаем Пригласительный билет полностью

— Уходите, я один буду думать. Неужели вы серьезно предлагаете кандидатуру этого сухаря?

— Определенно.

— И вы уверены, что он поедет? Ошибаетесь!

— Еще как поедет. Давно рвется в начальники.

— Нет, нет… Там же большой коллектив, полторы тысячи человек.

— Федор Сергеевич, сейчас я такое скажу, что вы согласитесь.

— Не говорите. И слушать не хочу.

Федор Сергеевич украдкой глянул на Бориса Ивановича, па его лукавые глаза и отвернулся, как бы спасаясь от искушения.

— Сказать?

— Молчите. Не искушайте меня без нужды.

— А нужда есть. Во-первых, назначение Пунькина на Печору вызовет всеобщий восторг работников нашего управления. Обрадуемся и мы с вами. Хороший, слаженный коллектив укрепит нервную систему, избавится от нудного штатного оратора, святоши, желчного завистника. А дело Пунькин знает. Все-таки десять лет проработал в производственном отделе, этого у — него отнять нельзя. И честный. На общественное добро не зарится.

— Но он же будет руководить людьми.

— Мы десять лет терпели? Пусть теперь они потерпят хотя бы годика три. Назначаем?

— Постойте. А что, если предложить Касимова? Великолепный человек, отличнейший инженер, авторитетен… Из него получится первоклассный директор. Впрочем, я знаю, что вы сейчас скажете.

— Скажу о том, о чем вы сами подумали. Касимов самим нужен.

Оба рассмеялись.

— Неужели придется Пунькина?

Федор Сергеевич энергично потер ладонями виски, тяжко вздохнул и наконец сдался.

— Только прошу вас, Борис Иванович, избавьте меня от разговоров с ним. Вы его назвали, вы и имейте с ним дело.

Назначили Пунькина. Для вида он полторы минуты куражился, отнекивался, затем произнес: «Раз нужно» и всякие прочие слова в этом духе — и согласился. Причем добавил: «Что ж, биография у меня подходящая».

После этих слов Пунькина Борис Иванович залпом выпил полстакана нарзана. И позвонил Федору Сергеевичу.

— Пунькин едет.

— Так я и знал! — огорчился начальник Главного управления. — Самое обидное, что этот… будет считать, будто мы выбрали лучшего из лучших. Смешно?

— Безусловно.

Федор Сергеевич как в воду глядел. Пунькин сказал жене:

— Три часа уговаривали меня. Сам Федор Сергеевич заявил: «Вы самая приемлемая кандидатура. Через два года вернем вас. Обстановка на комбинате тяжелая, вам придется все выправить… Мы на вас надеемся». Пришлось согласиться… Квартира наша, конечно, бронируется.

Через полтора года Пунькина отозвали. После трехкратного выступления областной газеты, которая исчерпала все эпитеты, имеющие отношение к бюрократизму, чванству и самодурству.

И тогда Пунькина назначили… директором более крупною и более благоустроенного комбината на Каме. (Директор камского комбината ушел на пенсию.)

Опять Федор Сергеевич с грустью произнес:

— Думайте, Борис Иванович, кого будем рекомендовать?

— Пунькина.

— После всех его художеств?!

— Пермская область. От комбината до магистральной железной дороги — двести двадцать километров. Ровно столько же до оперного театра и театра музыкальной комедии. Кто поедет? Местного — еще хуже. И, во-вторых, не возвращать же Пунькина в Главное управление! Также следует учесть, что он уже номенклатурный. И, заметьте, выполнял план. Смешно?

— Очень.

Федор Сергеевич энергично потер виски.

Вторично представляя Пунькина, Борис Иванович, как и в тот раз, писал: «Дело знает, скромен в быту, имеет опыт руководящей работы.

И, главное, все это соответствовало действительности. Вот в чем вопрос.

ЗОЛОТЫЕ ЧАСЫ



К моему соседу по купе подходили определения: импозантный, располагающий. Выше среднего роста, не слишком тучный, подвижной, в отличном костюме, свежей сорочке — этакий деловитый, симпатичный мужчина. Такие обычно предпочитают самолет. Но погода… Пришлось сесть в поезд.

Поведав мне об этом, он аппетитно закусил и наглядно стал томиться. Можно было понять, что его распирает, ему хочется поговорить и, возможно, рассказать о чем-то необычном.

Я увиливал. Делал вид, что мне не до разговоров. Еще до посадки в вагон я вывернул из лацкана эмблему нашего журнала, которая нередко приносит излишние огорчения. Особенно в поезде. Заметив значок — крокодил с вилами, — иной пассажир немедля начинает чугунно острить, полагая, что только так следует вести себя в компании сатирика, юмориста.

Но это еще полбеды, другой подсядет и старательно изматывает тебя, по его мнению, ужасно смешным рассказом жилищно-склочного характера. И никуда не денешься. Поезд. Слушай. Будь учтивым.

В купе нас было двое, за окном моросил дождь. Сосед вертелся, тосковал.

— Не возражаете, если я выключу радио? И так нудно… — сказал он и добродушно, с юмором прошелся по адресу радиовещания. Я поддержал его и… попался. Сосед втянул меня в беседу, пер. нее, заставил слушать себя. Мне стало известно, что он металлург, доктор технических наук, возглавляет управление крупного совнархоза.

Приятно было думать: какое великолепное сочетание — ученый, хозяйственник и ко всему, видно, обходительный человек.

Уважаемый читатель, не пытайтесь угадать, а на деле, мол, оказался совсем иным. Так вы подумали? Естественно, не станет же сатирик, «крокодилец» кого-то восхвалять.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Крокодила»

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
The Show Must Go On. Жизнь, смерть и наследие Фредди Меркьюри
The Show Must Go On. Жизнь, смерть и наследие Фредди Меркьюри

Впервые на русском! Самая подробная и откровенная биография легендарного вокалиста группы Queen – Фредди Меркьюри. К премьере фильма «Богемская рапсодия!От прилежного и талантливого школьника до звезды мирового масштаба – в этой книге описан путь одного из самых талантливых музыкантов ХХ века. Детские письма, архивные фотографии и интервью самых близких людей, включая мать Фредди, покажут читателю новую сторону любимого исполнителя. В этой книге переплетены повествования о насыщенной, яркой и такой короткой жизни великого Фредди Меркьюри и болезни, которая его погубила.Фредди Меркьюри – один из самых известных и обожаемых во всем мире рок-вокалистов. Его голос затронул сердца миллионов слушателей, но его судьба известна не многим. От его настоящего имени и места рождения до последних лет жизни, скрытых от глаз прессы.Перед вами самая подробная и откровенная биография великого Фредди Меркьюри. В книге содержится множество ранее неизвестных фактов о жизни певца, его поисках себя и трагической смерти. Десятки интервью с его близкими и фотографии из личного архива семьи Меркьюри помогут читателю проникнуть за кулисы жизни рок-звезды и рассмотреть невероятно талантливого и уязвимого человека за маской сценического образа.

Лэнгторн Марк , Ричардс Мэтт

Музыка / Прочее
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство